— Я жила, не грешила, век трудилась, в церкви молилась — тому и рада, — говорит Катерина.
— Молодец, — похвалил Петр, — вот тебе золотой ключ от рая.
— А я, — говорит Мальвина, — тоже трудилась, молилась да горевала. Только теперь думаю, что в том толку, лучше бы погуляла.
— Э-э, сомненье — первый грех, — сказал Петр и дал ей медный ключ — от чистилища.
Наступил черед Маланьи. Она, ничего не скрывая, и говорит:
— Жила, гуляла, в церковь дороги не знала, зато к моей хатке тропка не зарастала, всех принимала. И довольна собою, не было отбою.
— Ишь ты, греховодница, — нахмурился святой Петр, — вот тебе железный ключ. — А на ухо шепнул ласковей: «Это от моей каморки, подождешь, пока я с делами управлюсь».
С тех пор осталась Маланья в сторожке у святого Петра. Но баба она была капризная, надоело ей на небесных киселях сидеть. «Спускай меня, старый хрыч, на землю, — говорит Петру, — и все тут». Тот и так и этак — никто ведь еще оттуда не возвращался. Но с бабой не сладишь, крутил, вертел, да по ее и вышло. А живет теперь та Маланья за лесом, около Рыжей горки, там ее хуторок. А Петр к ней вроде как в гости наведывается.
И посоветовал Стручок-Столет пойти к Маланье, она, мол, многим помогала до бога добиться. «Отнеси ей жареных семечек — раньше у нас их очень девки на посиделках любили, как молодость вспомнит, так и подобреет, — сказал, подумал и добавил: — За семечками этими к хохлам ездили, зимой, когда работы поменьше. Я и сам, бывало, ими приторговывал, и к Маланье, был грех, заглядывал…
Сплел Нестерка новые лапти, прихватил торбочку жареных семечек и отправился в путь-дорогу. День шел, второй, на третий видит — под горой хуторок стоит, из трубы дым валит, во дворе собака лает. Подошел, постучал, открывает двери хозяйка — ни дать ни взять молодица.
«Вишь ты, — думает Нестерка, — за святым Петром и старость не берет». А сам говорит: так и так, мол, по делу пришел, подсоби, родимая.
Провела его Маланья в хату, усадила на лавку и давай расспрашивать: кто, откуда, чей сын, что надобно.
Рассказал ей Нестерка свою заботу, на долю не преминул пожаловаться и семечки отдал. Послушала Маланья его рассказ, погрызла семечек, вспомнила, что прошло, пролетело, да и всплакнула. Потом утерла бабьи слезы и говорит: «Ну, землячок, спасибо, что зашел. А я тебе помогу. Как раз сегодня суббота, мой старый с неба слезет. Иди пока в баньке помойся, а я перекусить соберу».
Помылся Нестерка с дороги, попарился, пришел в хату, а там на столе чего только нет — вина дорогие, поросенок жареный, селедки заморские. «Ешь, ешь, землячок, проголодался небось», — потчует Маланья. «Спасибо, хозяюшка, не голоден, не хочу», — отвечает Нестерка, а сам за обе щеки с «не хочу» поросенка и умолотил. А Маланья все про свою деревню расспрашивает, как да что, кто жив, кто помер, да семечки щелкает. Так и день до вечера. А как стемнело, стучится кто-то в сенях, а собака не лает. «Знать, частый гость», — думает Нестерка.
Входит святой Петр в белых одеждах, то ли нимб золотой, то ли лысина блестит, лапти на босу ногу. Маланья его к столу, да ласково вином угощает, селедочки предлагает. Тому такое обращение в новинку, посматривает на Нестерку, кто, мол, такой?
— Землячок мой, — говорит Маланья, — надобно ему помочь. — И рассказала, в чем дело.
Насупился старик:
— Сложно теперь с этим. В приемной двадцать художников собралось, тридцать поэтов и генералов с министрами, около сотни. Никак не получится.
Как пыхнет тут Маланья, где ласка девалась! Хвать у печи сковородник и к нему:
— Генералам ты можешь, а моему земляку так нет! Чтоб ноги твоей боле не было!
— Что ты, что ты, Малаша, я ж не говорю нельзя, отчего же нельзя, еще даже как можно!
Одним словом, стоял в понедельник Нестерка перед дверью приемной на самом седьмом небе.
— Зашикают, что без очереди, скажешь, что, мол, иностранец, — говорит ему Петр.
Вошел Нестерка — в самом деле, полно поэтов с книжками, художников с картинами, а генералов и министров с картами больше всего. И все у двери толпятся, один другого не пропускают. А в уголке сидит убогая старушка в подраном кожушке.
— Что это ты тут, бабушка, делаешь? — спрашивает у нее Нестерка.