Я слезла с дивана. На столике, естественно обложкой вверх, лежал тот самый журнал. Я мгновение любовалась глазами Кеану, а потом быстро перевернула его лицом вниз. Я не любила, когда за мной наблюдали в такие моменты.
— На самом деле, тебе было просто стыдно.
Стыдно. Наверное, мне было стыдно. Стыдно перед лицом Кеану на обложке журнала, на моем столике. Как деревянному Пиноккио перед говорящим Сверчком. Глупо как-то сравнивать Кеану со Сверчком. Да и лгу я обычно только себе.
Мое «не злоупотребление» заключалось в следующем:
Две пиццы, еще половина курицы, огромная банка мороженого, четыре банана с ванильным кремом и сливками, четыре шоколадных пирожных со сливочным кремом.
Бог мой! Единственный вопрос, который всегда будоражил мое сознание в моменты поглощения, был следующим:
Куда все это влезает?!!!
— Ты хоть раз пыталась поставить себя на место своих внутренностей? Представить свой желудок изнутри?
Я каждый раз пыталась представить свой желудок изнутри, и единственной картинкой, которая появлялась в моем воображении в таких случаях, был мышонок Джерри из диснеевского мультфильма, где он проглатывал апельсин и делался совершенно круглым. Должно быть, я тоже внутри полностью состою из желудка!
Я ела, нет, прошу прощения, я пожирала все это с огромной скоростью. Забрасывая еду внутрь руками, словно лопатами и заливая литрами сладкой газировки. Чем больше жидкости, тем потом легче.
Если разобраться, то я не ощущала вкуса всей этой пищи. Мне было важно поскорее забить тот безграничный космос, который находился внизу пищевода.
Нельсон время от времени поднимал голову и бросал на меня презрительные взгляды. По его мнению, мне должно было быть стыдно за свои поступки. Но разве же я стала бы учитывать мнение какого-то кота!
Как правило, на последних кусках мне все-таки становилось стыдно и жаль себя. Я чувствовала себя залепленной жиром, скользким, вонючим и мерзким. Мне хотелось плакать оттого, что последующую, неотвратимую экзекуцию можно было только оттянуть, но никак не избежать. Пытаясь отсрочить поход в туалет, я замирала на диване, боясь пошевелиться, так как мне казалось, что одно неловкое движение, — и мой желудок лопнет, как воздушный шар.
Вот тогда я начинала раскаиваться.
Взирая на гору грязных тарелок, я ненавидела себя и спрашивала: Зачем? Зачем и сегодня опять?
Как беременная, поддерживая свой огромный, выпирающий живот, сгибаясь в три погибели от неимоверной тяжести и громко кряхтя, я медленно сползла с дивана.
Я как-то слышала, что в старину какой-то писатель или философ, который страдал обжорством, умер оттого, что у него лопнул желудок. По-моему, со мной сейчас случится то же самое! Интересно, сколько дней пройдет, пока в квартире обнаружат мою фаршированную тушку?
После того, как все закончилось в очередной раз, я в очередной раз давала себе клятву начать новую жизнь и не делать этого больше никогда!
2.
Звон будильника проник в мое сознание как обычно, ровно в шесть. Я сделала над собой нечеловеческое усилие и открыла глаза. Какое-то время я с ненавистью глядела на будильник, желая раздавить его мощью своего взгляда. Пожалуй, будильник — самая ненавидимая вещь на свете. Назовите мне хоть одного человека, который любил бы будильник! Незавидная участь. Тем хуже, ведь на деле будильники творят лишь добро, помогая нам быть более дисциплинированными и не опаздывать.
Еще не рассвело. Я долго сидела в постели, изо всех сил стараясь не поддаться соблазну вновь опрокинуться на подушку. У меня горели ладони и ступни. Не знаю почему, но так происходило всякий раз, когда я вставала рано. Что бы это значило? Да, медицина оставляет еще много вопросов!
Нельсон недовольно ворчал у меня за спиной. Он тоже ненавидел будильник.
Наконец, я нашла в себе силы оторвать зад от постели и, шаркая тапочками по полу, побрела в ванную.
В зеркале опять не было видно моих глаз. Ладони распухли. Я скинула ночную сорочку, и невольно отпрянула от зеркала: оно слишком безжалостно демонстрировало мне мое тощее тело с впалой обвислой грудью, дрябловатые бедра, проваленный живот. Я повернулась к зеркалу одним боком, потом другим, в надежде, что с какой-то стороны мое тело будет выглядеть неплохо — но журнальной картинки видно не было, хоть тресни.