Андрей свернул на тополевую аллею, она вывела его к вокзалу. Любовался покрытыми росой клумбами петуний и сальвий. Солнце еще не разбудило макушки деревьев, подсвечивало белые облачка, мирно проплывавшие в вышине.
Вокзал жил напряженным движением, говором. Все куда-то спешили… И вдруг взгляд Андрея привлекла знакомая фигура мужчины, сгорбившегося на скамейке возле клумбы с петуниями. Еще не веря себе, понял: Безбородько. Подняв воротник плаща, Валентин прятал в нем подбородок. Ботинки в грязи, в глине, мокрые волосы слиплись.
— Ты? Валентин… Валька, что с тобой?
Тяжелые веки Валентина разлепились, и в мутных глазах мелькнули не то испуг, не то отчаяние. Андрей почувствовал запах перегара.
— Ты болен? Помочь?
Батура сел рядом на скамейку. Понял — у Валентина беда. Не мог оставить так прежнего товарища. Кто знает, какие мысли бродят сейчас в его ошалевшей голове? А недалеко виадук, рельсы, тяжелые поезда… Обиды на Безбородько не было. Какой это враг? Больной, опустившийся, уничтоженный человек. Хотя этот же человек недавно хотел затоптать его, Андрея. И не столько в угоду кому-то, как для самоутверждения. Но в жизни действует могучий закон бумеранга — причиненное тобою зло возвращается и ударяет по тебе же…
Андрей чувствовал — допытываться у Валентина неловко, да и бесполезно, но и бросить его не мог.
— Подожди, я найду такси.
Тот вскинулся, мотнул головой.
— Но тебе оставаться здесь нельзя. Поедешь домой, отоспишься.
Валентин злобно топнул ногой.
— Иди к черту. Не липни. Я и без тебя знаю.
— Что ты знаешь?
— Ты во всем виноват! Она ушла. Забрала детей и ушла! — Судорога свела его лицо. Было ясно: от Валентина ушла Софья. Застарелая семейная агония кончилась.
— Да разве она ко мне ушла, Валя? — Андрея не рассердила нелепая выходка Валентина. — А как же Веремейко? Не помог? Ну ладно, отвезу тебя к Безбородько-старшему, потом поговорю с Соней!
Безбородько злобно встопорщился:
— Не лезь в мои семейные дела. Ступай прочь! Тебя не просили…
— Не смеши воробьев, Валька.
— А ты что, думаешь поучать меня? — хрипел Безбородько обиженно, вяло. В глаза не смотрел. Все-таки было стыдно.
— Эге, мог бы я поучать, был бы мудрецом. А я и сам обжегся — и на тебе, и на Марго… Давай-ка лучше провожу тебя домой. Ведь ты ночь не спал…
— Не спал, Андрей, — вздохнул Безбородько. — И не знаю, засну ли.
Андрею теперь показалось, что Валентин вовсе не пьян, а убит горем. Безбородько пошаркал подошвами и, тяжело покачнувшись, поднялся. Может, и рад был, что ему встретился Батура. Ведь высказанное горе становится легче. Почувствовав, что твердо стоит на ногах, Валентин резко вырвался из рук Андрея:
— Доберусь и сам. Отстань.
Пошатываясь, Безбородько поплелся на стоянку такси.
Батура постоял, глядя ему вслед, потом пересек привокзальную площадь и направился к окошкам касс. Вспомнил, что собрался ехать в Подольск. Вспомнил, и тяжесть прошедших суток слетела с души.
В конце мая Зоряна неожиданно вновь оказалась в городе, где остался ее Андрей.
После первых гроз и теплых ливней в этом городе, как показалось ей, сразу все ожило, потянулось молодой листвой к солнцу. Все было исполнено жаждой жизни и зацветало на редкость дружно, словно спешило поскорее вступить в пору зрелости. Еще дурманили запахом кусты жасмина, а уже тяжело свисали, мягко касаясь лица, соцветия белой акации, готова была распуститься даже липа. Улицы, парки, скверы, днепровские кручи превратились в сплошной цветущий сад.
Зоряна бродила по таким знакомым и в то же время обновленным улицам, вновь привыкала к неугомонному потоку машин, к ярким огням в сумерках вечера. И, сама того не замечая, тянулась к театральным афишам, еще издали искала на них фамилию Батуры…
Она прошла Садовую улицу, потом бульвар Романтиков, миновала заводское общежитие, сквер… Через два квартала — Дворец культуры с белокаменной колоннадой. В нем будет проходить совещание текстильщиков, на которое прибыла Зоряна. На той сцене, где она пробовала свои силы, за длинным столом будет восседать президиум. Она не удержалась, чтобы не зайти сюда до начала совещания. И едва переступила порог режиссерского кабинета, как навстречу ей бросился Яков Ефимович:
— Зорька! Как ты здесь очутилась?
— На совещание приехала, Яков Ефимович, вы даже не представляете, какая у меня сейчас жизнь. Я ведь уже инженер, а кроме того, председатель завкома.