— Что с тобой, Юрик?.. Куда ты девался? Сынок, зачем же так? Зачем?..
Юрик обмякло шатался, а она тормошила его, обнимала.
— Ну, где ты бродил? Где?
— Его искал… Валерия… — заикаясь, выдавил из груди.
«Среди лета, среди лета… горько-тяжко… не повстречаться вновь…»
…В помещении переговорного пункта опять шумно. У окошечка с вывеской «Начальник отделения» мужчина в форме связиста, с красивой белой шевелюрой и приветливой улыбкой на лице. Только в глазах его нет улыбки. И посетители стараются не смотреть в эти глаза. Может быть, оттого, что, когда взгляд их скользнет по лицу, становится жутко, словно смотрят на вас мертвые зрачки из искусственного стекла…
И невольно приходит мысль о том, что умирание человека начинается с глаз… Оттого посетители невольно отворачиваются и начинают прислушиваться к малиновому голосу телефонистки, а он оповещает, что магнитные волны полны ожидания и надежд.
— Москва, сто три, пройдите в третью кабину!.. Ленинград — десятая кабина!.. Дежурная, примите заказ на Ашхабад… Калининград… Симферополь… Ургал… Алло! Кто ожидает Ургал?.. Алло, Ургал! Кого вызываете? Меня? Как же, помню!.. «Госзаказ…» Нет, о вас не думала! А вам бы этого хотелось? Ждете? Я не обещала приехать. Ведь сколько лет прошло! Хорошо, подумаю… Алло… Владивосток! Это Машстрой! Говорите! Десятая кабина!.. Хорошо, позвоните завтра, Ургал… Буду ждать!..
И вдруг малиновый голос растаял в подавленной улыбке. И тогда все заметили, что весеннее солнце особенно ослепительно светит в окна, что на тополях наливаются сережки цветения и что эта непонятная сила жизни безудержна и прекрасна…
НА КРАЙ СВЕТА
— И сегодня пойдем, Леся?
— Да.
— На край света?
— На край света.
Она одна знала, где этот край. Впрочем, он был для нее всюду, где были незнакомые улицы, новые дома, деревья. Она могла сесть на скамейку посреди парка и сказать:
— Вот это и есть край света. Сегодня он здесь.
И Василь не знал, где будет он завтра, послезавтра, через неделю… Мечтать об этом было хорошо.
Они шли по новому, только что проложенному шоссе, от которого еще несло теплом. Город остался позади, с его заботами, суетой, условностями. Со всем будничным и знакомым. А здесь — здесь был край света.
— Ой! — вскрикнула Леся и выпустила из рук свою белую сумочку. Тоненький каблучок ее туфельки завяз в мягком асфальте. Она ждала помощи. Но Василь не протягивал руки. Стоял в стороне и смеялся. Беспомощная Леся напоминала ему цыпленка, который прищемил ножку и растопырил крылышки. Она умоляюще и в то же время с улыбкой смотрела на него.
— Какая ты красивая!
— Какая есть…
— Нет, ты лучше, чем есть! — Они рассмеялись. Было хорошо — и немного грустно. Потому что солнце уже покачивалось на тугих верхушках сосен. Они боялись солнца, которое было неумолимо — быстро катилось к западу, напоминая, что их время уходит.
Но они и любили солнце. Оно вливалось в них золотым потоком тепла и растворяло их в голубом безграничье.
Леся подняла глаза к небу:
— Смотри, какая белая дорожка!.. Ровная-ровная…
— Это самолет пролетел.
— Нет. Это — рубеж.
— Какой рубеж?
— Края света.
— А что там, дальше?
— Там? — не знаю. А здесь — все.
Она сняла туфли и босиком побежала по теплой траве. В колени ей кланялись ромашки, сухие соцветия бессмертника и деревья. Вдруг она остановилась и всплеснула ладонями.
— Ой!
Под кривоватой скорченной дикой грушей прижался куст боярышника. Красные ягодки вспыхивали яркими огоньками в лучах солнца. А под ногами мягко прогибался мох. Она присела и обхватила руками колени, а глаза будто вбирали в себя синеву неба, были большие, с пушистыми рыжеватыми ресницами. И чуть тронутые грустью. Они всегда были такими. Василь как-то бессознательно боролся с этой ее грустью. Ему хотелось вселить в ее глаза радость. Как тогда, в тот первый вечер…
Поезд метро мчался с яростным гулом. Но этот гул успокаивал. Василь смотрел, как в стекле пролетали огни подземной трассы, как дремали запоздалые пассажиры. Все воспринималось необычайно резко, приподнято. Мысли сменялись с какой-то беспричинной легкостью и радостью, которая вошла сегодня в его сердце. Только теперь он вспомнил, как дурманно пьянит сирень, расцветшая у него под окном, какая адская жара сегодня на улице. Даже сделалось вдруг душно, словно только сейчас он вдохнул горячий удушливый дневной воздух. Василь вынул из кармана газету, сложил ее в несколько раз и вытер лоб. И вдруг уловил чей-то лучистый взгляд. Он еще раз приложил газету ко лбу. И снова почувствовал, как кто-то подсмеивается над ним… Это была — она.