Вошел в комнату, заключил в объятия.
- У тебя все в порядке? – заглянул в глаза.
Я с ума сходила эти дни. Каждую секунду боялась узнать, что тебя убили.
- Да, только в каком-то новом. К которому еще предстоит привыкнуть, - я положила ладони ему на грудь. Погладила через ткань очередной толстовки. Темно-серой, как густые сумерки осенью.
- Сможешь? – уже серьезно спросил.
- Я не знаю, Андрей, правда. Даже того, к чему нужно привыкать – не знаю. Мы ведь ни о чем не говорили.
- Ты права, - выдохнул он.
Я потянула его к кровати. Села на край, Андрей рядом.
- Закончу с делами, и надо сваливать. Я хочу, чтоб ты поехала со мной. Согласишься?
Навсегда уехать из страны. Разорвать все контакты, все связи. Сменить имя. Исчезнуть для всех.
Он именно об этом спрашивал.
- Подумай, я не тороплю, - горько проговорил после паузы из-за моего молчания.
От того, что было в глазах мужчины, стало физически больно.
- Давай уедем сейчас, Андрей! Прямо сейчас! - выпалила, даже не успев подумать.
Он будет жив. Мы будем вместе. И никто больше не пострадает.
- Я не могу, Нина, - просто сказал мужчина. – Ты и сама это знаешь.
- Не знаю! – я вскочила на ноги. – Что такого у тебя с Казариным? С Ильей понятно, а с этим…
И осеклась под горящим черной злобой взглядом.
- Тебе не понять, - он поднялся.
- Расскажи, я попробую, - попросила едва слышно враз ослабшим голосом.
- Не сможешь, - выплюнул, нависнув надо мной. Невольно я отступила на шаг. Съежилась под тьмой этих глаз.
А он медленно поднял руку и так же медленно, давая наблюдать, взял меня за горло. Прижал двумя пальцами пульс.
- Сердечко сейчас выпрыгнет, Нина. Боишься меня, да?
- А ты себя? Того, что ты делаешь?
Пальцы на горле дрогнули и разжались. Побелев, Андрей отпрянул. Отшатнулся от меня.
- Лучше мне уйти, - глухо, едва слышно, - совсем.
- Да, - и почувствовала, как рассыпаюсь на осколки.
Как на автопилоте подошла к шкафу. Достала пакет.
- Они не нужны мне, Андрей, - сказала чужим голосом. - И не были нужны… Еще и такие…
- Какие, ну? – сжал предплечье и склонился ко мне. Бледное лицо исказила жуткая гримаса. Ярость. Отчаяние. Боль.
- Кровавые, да? – заорал Андрей. – А думаешь, Илья твой тебе приносил другие? Так вот, нихера подобного, поняла? Нихера подобного!
Слезы потекли у меня по щекам. Андрей отпустил предплечье, протянул руку к лицу, но так и не коснулся.
- На его счету не меньше, чем на моем. Больше. Намного. На его и на Казарина этого!
- За что ты им мстишь? – я вся дрожала, но голос звучал ровно.
Он не ответил. Отвернулся от меня.
- Забери деньги, Андрей. Я ни за что их не использую. А тебе… Ты ради них на такое пошел…
- Не ради них!
- А ради чего – ты не скажешь. А просишь с тобой уехать.
- Ты нужна мне, - донеслось едва слышно.
- Нет, Андрей. Тебе нужна только месть.
Обойдя меня, с грохотом впечатал кулак в стену. Я вздрогнула, но не обернулась. Казалось, вечность спустя услышала, как тихо хлопнула входная дверь.
Затуманенный слезами взгляд наткнулся на пакет с деньгами, так и лежащий на столе. Они были всем, что мне от него осталось…
Как же больно поступать правильно. Даже если не полностью, а всего лишь настолько, насколько способна…
Глава 19
Комья земли исчезали в могиле, с глухим стуком ударяясь о лакированную дубовую крышку гроба. Солнечные лучи безжалостно слепили глаза даже сквозь очки. В черном платье, слишком плотным для этой погоды, было нестерпимо жарко. От какофонии ароматов духов несчетного числа гостей, теснившихся вокруг, я едва не задыхалась. Поначалу предпочла бы просто стоять с Ильей рядом, но теперь была благодарна, что он положил мою ладонь себе на сгиб локтя. Опираясь на него, было проще.
Казарина хоронили в закрытом гробу. Крупнокалиберная пуля. От лица мало что осталось.
Он был убит в воскресенье ночью. Илья позвонил, попросил пойти с ним на похороны. Я не отказалась. Это бы выглядело странно. Разводимся мы или нет, в такой момент я не могла не быть с ним рядом. Все-таки Ростислав был его близким другом.
Первая Казарина не прилетела, а вот старший сын был. Оксана безудержно рыдала на плече пасынка, свободной рукой прижимая к себе Юру. Но не по безвременно ушедшему супругу, годившемуся в отцы. А по наследству, которое по завещанию переходило сейчас к старшему сыну и только потом – по достижению совершеннолетия – и к младшему. А пока что им с матерью светило лишь содержание. Мизер по сравнению с тем, что было ранее, большая часть которого будет уходить на воспитание сына.
Если б взглядом можно было убить, то я была бы мертва. Алина сверлила меня своими глазами, кажется, всю церемонию. Ненависть – ее и Тамилы – была осязаемой. А я испытывала к ним лишь жалость. Разную, конечно, но, именно, жалость.