Выбрать главу

Моя уголовная практика началась с беды, мой наставник попал в аварию. Я перехватила дело как ведущий адвокат и выиграла его разгромно. Мой наставник гордился мною и со временем, уйдя от дел оставил мне свой кабинет и старые связи. А я шла к цели, к осуществлению мечты, быть как дед, непобедимой в своём деле.

О, как удивлялись мои подзащитные видя метр с кепкой, как смеялись, но как искренне благодарили и хвалили в итоге. Как и учил мой наставник, я не брала тех дел, где моя совесть говорила стоп. Я так же долго смотрела, изучала и решала для себя, смогу ли я спать если он выйдет избежав наказание.

Так было и в этот раз. Я смотрела на взрослого мужчину. Его тёмные волосы уже почти полностью посеребрила старость. На лице глубокие морщины. Серые глаза. Он сидел в комнатке за столом для свиданий с адвокатом, но сидел так уверено, гордо. Он не сломлен.

Его обвиняют в убийстве с особой жестокостью, ему грозит пожизненное заключение, а он сидел словно так и должно быть. Не надменности, но уверенный в себе. От него словно волны на берег, исходила сила, уверенность. Я смотрела на него изучала не скрывая взгляда, он смотрел на меня и тоже излучал, словно видел больше, глубже. Он посмотрел на меня ласково, с заботой, прямо в глаза.

– Не стоит браться за это дело, дочка. Не злись, ты по возрасту как моя дочка. И не пыхти так, ты же адвокат, а не паровоз. Врать, как советовали твои коллеги, что приходили раньше, я не буду. А вина за мной есть. В деле правду написали. Так что не стоит тебе мараться в этом деле. Ты же волчок, счастливица Фемиды, а моё дело, решённое.

– Браться за дело или нет, решу сама.

– Ну, так и я могу отказаться от представителя. – Он говорил, улыбаясь, по-доброму, по-отечески.

– Вы убили?

– Да. И не жалею.

Это все что мы обсудили, дальше молчали оба. Молчали и изучали друг друга. Дело его я изучила от корки до корки. Он признался сам. Убил на окраине города человека, первым, что попалось под руку – грабли, палки, голые руки. От его жертвы осталось кровавое месиво, ещё тёплое, когда он привёл полицию к месту преступления. Недалеко были найдены волчьи следы. Мои коллеги предлагали сослаться на них. Но он отказался от всех уловок. Честно на предварительном заседании признался в своей вине. Без подробностей и пояснений, просто сказал, вину признаю.

Но что-то в этом всем было, не уловимое, не понятное, что заставляло снова и снова возвращаться к папке с бумагами, в котором было его дело. Князев Николай Фёдорович, владелец рыбного хозяйства, нескольких ферм, базы отдыха в лесном массиве Звенигорода, владелец лесного массива, части прудов вдоль реки, огромная территория леса до самых границ заповедника. Сети магазинов натуральных продуктов по Москве. Нескольких кафе, разбросанных по Москве и области и модного ресторана в центре. Активно борется за сохранение живой природы, но при этом владеет охотничьим клубом, закрытым. Семьянин, два сына и три дочери. Старший сын и средняя дочь имеют свои семьи.

Что могло толкнуть такого человека на убийство? И не простое, с особой жестокостью, голыми руками. В деле этого не было, только голые, сухие факты. Вызвал полицию, встретил у дороги весь в крови, указал на труп, назвал его имя и фамилию, признался в убийстве, пояснил, как и чем. Все обнаружено тут же. Причины не называет, связи между ним и жертвой не установлены.

На третий день раздумий я не выдержала, поехала к его жене. Вообще, это дело не принесёт денег. Обвиняемый отказался от адвокатов, всех, кто приходил к нему с целью наживы, и суд назначил госзащитника.

Одного он выгнал с синяком под глазом, оправдавшись перед судьёй тем, что врать не будет, а этот «слизняк» другого не умеет. Второго прямо в зале суда на предварительном слушанье увели с охраной, он пытался угрожать семье обвиняемого, если не оплатит услуги. Судья назначила меня.

Как мне сказала, по большому секрету, моя знакомая, она же секретарь у судьи, что судья так и сказала обвиняемому, что его единственный шанс на адвоката – это одна заноза, неугомонный волчок, не проигравший до этого случая ни разу, но все бывает в первый раз. Но дело не в деньгах, это дело засело назойливой мушкой.

Жена Николая Фёдоровича, как она сказала тётя Катя и никак иначе, была дородной зрелой женщиной. Во взгляде была печаль и боль. Волосы полностью белые, не крашеные, просто седые, заплетены в косу, толстую, на зависть молодым, свою, натуральную. Морщинки разрезали лицо в добром выражении, она часто улыбалась. На ней светло-зелёный брючный костюм и вязаный крючком длинный френч серого цвета. Выглядит она как-то тепло, радушно. Только печаль, боль, поселившаяся в её глазах, выдаёт её состояние.