– Жертва принесена, признана равноценной, закрепим договор объединением крови и этим объединим стай.
Николай Фёдорович говорил как-то по-особенному, торжественно и подавляюще. Все вокруг прижались к земле от его голоса, все кроме совета, меня и Сергея. Вот сейчас я почувствовала и силу, и волю вожака и не склониться стоило мне больших трудов. Николай Фёдорович сделал пару шагов ко мне и протянул мне свою разрезанную руку, я протянула свою. Мы сжали руки. Серая дымка и золотые искорки разлетелись в стороны от этого пожатия, а огонь объял словно скрепляя. Я не успела ничего спросить и удивиться. Просто почувствовала резкую боль. Открыла глаза. Я была на земле и меня больно били ногами по животу. Бил сам Фонберин.
– Тварь. Хитрая тварь. Но тебе не поможет и это. Слышишь? Ты станешь моей подстилкой.
Каждое слово, каждую фразу он выплёвывал желчно, кричал и сопровождал все новыми и новыми ударами. Боль была такой, что слезы лились сами по себе, а сознание было на грани. Я словно была и тут наяву, и там, в беспамятстве. Я видела и всех собравшихся здесь, всю стаю Фонберина. И там, на поляне у огня, я видела и их. И видимо они видели меня, призрачные волки скалились, а Сергея удерживали Николай Фёдорович, Петя и Владимир Григорьевич.
Держали его и не могли удержать. Я понимала, на каком-то подсознательном уровне понимала, что если не разорву эту связь двух мест, то Сергей сделает глупость, возможно не поправимую. Фонберин перестал бить. Присел рядом со мною на корточках и взял моё лицо за подбородок поворачивая к себе. Я приподнялась на локтях без возможности вдохнуть, боль пробивала сознание. Но я оттолкнулась и поднялась ещё присев.
Одной рукой обняла себя, скорее всего у меня сломаны ребра. Второй опиралась о землю. Я посмотрела в призрачную гущу событий, туда, где уже почти вырвался Сергей и прошептала одними губами «Я жду тебя». Потом закрыла глаза и глубоко вздохнула. А когда открыла глаза, то была видна лишь стая Фонберина, и он сам. Я посмотрела на его лицо, внимательно, изучающе. И из последних сил на выдохе сказала, как можно твёрже и жёстче.
– У тебя, псина, не хватит силёнок сломить меня, бей не бей. Но сейчас у тебя ещё есть шанс выжить, в отличии от твоих братьев, не сдохнуть бездомной псиной.
Резкий удар по лицу и я потеряла сознание. Не было встречи с моим волком, точнее Сергеем, не было и совета их стаи. Никого. Я просто провалилась в беспамятство.
А очнулась уже на закате нового дня, который я провела в беспамятстве, как и ночь. Очнулась на поляне у костра привязанной к какому-то столбу. Привязанной стоя и не имея возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже головой толком не пошевелишь, мало того, что она дико болит, так ещё и верёвка на шее мешает. Ну хоть жива. Осмотримся что к чему.
Костер, вокруг несколько волков и пару молодых чахликов, иначе худющих ребят не назовёшь. Чуть дальше какое-то здание на три этажа и из окон горит свет. А за ним лес. Справа стоит уже знакомый мне грузовик и внедорожник. Надеюсь Сеня ещё жив. Моё пробуждение заметили. Ко мне подошёл худой парень. Он был в резиновых галошах и грязных, рваных джинсах, сверху была надета на голое худое и бледное тело куртка. Я была привязана к столбу, избита психом и не известно где находилась, но жаль мне было не себя, а его. Ещё молодого, но такого больного на вид оборотня.
– Проснулась? Это хорошо. Вячеслав будет рад.
Он говорил со злорадством в голосе, предвкушая что-то мне не известное и вряд ли приятное. На его слова оглянулись остальные. Один волк подошёл хромая и поджимая лапу. Я смотрела на них и моё сердце жалось от сочувствия и переживания за них самих. Не знаю видели ли они лучшее или пришли как Сеня с друзьями, но они были словно тень самих себя. Я видела не так много оборотней, точнее я знала, что видела именно оборотней не так уж и много, но и тех, кого я видела для сравнения достаточно. Те же Сеня с друзьями, они присоединились к этой стае недавно и были широки в плечах и мускулисты. В отличии от этих, они не были бледны и истощены, их кости не обтягивала кожа, подчёркивая худобу. Тело всех, кого я видела были в шрамах, старых еле видных, новых и совсем свежих, ещё не затянувшихся.
– Заткнись Костлявый. – ещё один мужчина, взрослый, лет сорока или даже старше, такой же худой и с усталостью во взгляде подошёл ко мне со спины. – Не волнуйся девочка. Если переживёшь, если выживешь, будет легче.
И столько печали, столько безысходности и даже горя было в его словах, в его тоне и взгляде.