– Я рада, что вы разумный человек. Очень надеюсь, что о следующей ночи мне не придётся беспокоиться благодаря вашей заботе.
Страж опять мило покраснел. А мы под хитрые, смеющиеся глаза сопровождавших меня мужчин пошли к секретарю суда стай. Он что-то раскладывал на столе полностью погруженный в свои мысли.
– Простите, а передать заявление для судей до начала суда я могу через вас или дождаться начала и передать через стражей?
Я говорила ласково, все-таки он ещё ребёнок. И получила ещё одного смутившегося и мило покрасневшего мужчину, пока ещё маленького, но уже мужчину. Он улыбнулся мне в ответ и взял заявление у меня присев на корточки на краю возвышения, чтобы сравняться со мной. А потом тихо-тихо прошептал.
– Спасибо вам, вы мою маму спасли, у меня теперь ещё и сестрёнка есть.
Теперь смутилась я. Я прямо чувствовала жар приливший к щёкам. И ничего умнее чем сказать глупость в ответ я не придумала. А от моего ответа мальчишка даже хохотнул.
– У меня тоже, не в смысле мама, а в смысле родни. Целых три брата, правда здоровых, что медведи, рядом с ними я словно мелкая девчонка, сестрёнка, а не вожак.
– Знаете, – улыбаясь продолжил мальчишка, – вы даже рядом со мной мелкая девчонка.
И он подмигнул мне. Вот же дамский угодник. Я даже покраснела.
– Умеешь ты заводить знакомства с правильной ноты. – Владимир Григорьевич говорил улыбаясь и с гордостью в голосе. – Страж Гришин известен своим нравом и строгим соблюдением закона. С ним не то что подружиться, с ним даже просто разговаривать побаиваются даже свои, равные ему. Ну а секретарь вообще юный гений и отшельник. Он говорит мало и только по делу или из необходимости. А ты за пять минут разговора сразу двоих покорила и смутила одновременно.
В зал зашли судьи и расселись на своих местах. Все разошлись по местам. Сегодня свободных мест на трибунах я уже не видела. Мои ребята вывели пленников в зал и стали вокруг них. Стражи расположились в стороне. Это не укрылось от зрителей и по рядам послышались шепотки. Их оборвал ровный голос мальчишки секретаря. Хотя уже не мальчишки. Серьёзный взгляд, без эмоциональное лицо, строгий и ровный голос.
– Доброе утро всем собравшимся. Не смотря на время, суд отсрочен на пол часа. А до этого будет рассмотрено заявление вожака Волковой. Её право вожака стаи этой ночью было нарушено попыткой обойти прямой приказ. Она подала заявление об отстранении виновников от занимаемых должностей в рядах стражей и наложить арест на все имущество и счета до окончания разбирательства.
Суд ознакомился с заявлением и полностью поддерживает требования. Страж Гришин, возьмите под арест виновных в нарушении законного права вожака оборотней: Джон Вильмус, Иван Кирпичёв, Луис Крэц, Азалия Первакова, Нина Симонова, Дэнис Груц и Симон Вольф. Изолировать их от общения с другими и между собой, и не выпускать из здания. Выполняйте.
Для собравшихся суд поясняет. Вожак Волкова отдала приказ изолировать задержанных и по её суду уже виновных оборотней, не допускать ни общения между собой ни с кем бы то ни было из вне. Перечисленные стражи пытались обезвредить охрану и пообщаться с пленниками или устроить самосуд – это нам ещё предстоит выяснить.
На основании этого суд лишает этих оборотней права занимать место в рядах стражей за неподчинение прямому приказу. А за попирательство законных прав вожака Волкова и нанесение оскорбления всем стражам, наложен арест до момента определения вины и назначения наказания и суммы в счет компенсации предусмотренной законом стай.
Поскольку Вильмус, Кирпичёв, Крэц и Первакова из семьи потомственных стражей и ни к какой стаи не относятся, то у них накладывается арест на все имущество их семей, а не только их личное. Объявляется пятиминутный перерыв.
Стражей взяли под конвой и увели. По залу разносились шепотки и даже выкрики. Оборотни, потерявшие близких обиженно возмущались о их праве на месть не меньше этих стражей. Были выкрики о бездействии и злоупотреблении старей, о их безнаказанности.
А потом знакомый голос выкрикнул о справедливости судей и вожака Волковой. Ряды подхватили эту мысль и по рядам в голос заговорили, что я, Волкова, истинный вожак. И замолчали все только на замечание секретаря. Он строго с ничего не выражающим лицом объявил о начале заседания. И снова темнота и экран, где все смотрели суд моей стаи, где оправданные говорили, все в подробностях, о себе, о своих близких, о своих преступлениях и о том, что их сломали, запугали, заставили.
К концу просмотра, когда вновь помещение осветили лампы, мало кто из присутствующих и слышавших показания оборотней в первый раз остался без эмоций. У многих блестели слезы на глазах, кто-то тяжело дышал пытаясь совладать с эмоциями. Даже некоторые из стражей были бледнее обычного и у некоторых были растерянные взгляды. Время было уже глубоко за полдень, секретарь с таким же лицом без эмоций громко объявил об продолжении завтра в десять и попрощался со всеми.