Вздохи и шепот гудят вокруг меня, в то время как мой желудок опускается.
— Джесси живет у меня уже несколько месяцев, и за это время он неожиданно обзавелся здесь несколькими друзьями. — Бен не смотрит в мою сторону, и я ценю это. — Средства массовой информации безжалостно преследуют эту церковь в надежде получить сенсацию о том, почему Джэс здесь. Они преданы своему делу, надо отдать им должное.
Раздается смех, но я чувствую только тошноту.
— Мой брат возвращается в Лос-Анджелес, но перед отъездом ему нужно кое-что сказать. — На этот раз Бен смотрит мне прямо в глаза. — Надеюсь, вы его выслушаете.
— О Боже, о Боже, о Боже мой, — шепчет Эшли.
Я слишком ошеломлена, чтобы отчитать ее за богохульство в церкви — потому что знаю, что это были не молитвы — и вместо этого тупо смотрю вперед. Желчь подступает к моему горлу, когда святилище взрывается аплодисментами.
Не смей блевать, не смей блевать.
Из глубины сцены появляется фигура в черной футболке, синих джинсах и черных ботинках на толстой подошве. Я смотрю на его ноги, потому что не могу заставить себя посмотреть ему в глаза.
Помолвлен. Дети. Интрижки. Разрушенные отношения.
— Говоря словами моего хорошего друга, — гремит его голос из динамиков, — Доброе утро, добро пожаловать в церковь.
Он бренчит на гитаре, и у меня внутри все сжимается от этого звука, того самого, который я слышала каждое утро, когда Джесси писал музыку в комнате Бена. Тот же звук я слышала, когда он играл песню, которую написал.
— Бетани, — говорит Эшли, — ты неважно выглядишь.
Джесси наигрывает еще несколько аккордов.
— Я работал над песней, которую хотел бы сыграть для всех вас.
Опять бренчание.
Мой желудок сжимается.
— Вот дерьмо, — шипит Эш. — Кажется, тебя сейчас…
Хотела бы я сказать, что могу с этим бороться. С тошнотворным спазмом я сгибаюсь пополам и проливаю свой завтрак из «Старбакса» на пол церкви.
— Дерьмо. — Эшли хватает меня за плечи, поднимает со скамьи и ведет по проходу к выходу.
Я опускаю голову, вытираю рот и стараюсь не блевать снова, когда голоса, кажется, сливаются позади меня. Она пинком распахивает двойные двери и тащит меня в сторону ванной. Я добираюсь до первой кабинки, падаю на колени и выпускаю остатки того, что было у меня в желудке.
— Мне так жаль, — говорит Эшли, придерживая мои волосы. — Я должна была вытащить тебя оттуда раньше.
— Нет. — Качаю головой и сплевываю в унитаз. — Я думала, что смогу сдержаться.
— Ну, ты ему показала.
Небольшой взрыв смеха поднимается из моего живота.
— Похоже на то.
Какие бы теплые чувства ни питал ко мне Джесси, я наверняка просто убила их волной тыквенно-фраппучиной блевотины.
ДЖЕССИ
— Просто дай ей немного пространства, — говорит Бен, не сводя с меня глаз, пока Бетани бежит по проходу к двери.
— Не могу. — Я стягиваю гитарный ремень через голову и протягиваю ему свой инструмент. — Я должен убедиться, что с ней все в порядке.
Бегу по проходу, когда мимо меня проходит один из сотрудников Бена с чистящими средствами. У меня слабый желудок, и видеть, как кого-то рвет, так чертовски мерзко, но я не чувствую даже небольшой тошноты, поскольку мое беспокойство о ней важнее. Я толкаю двойные двери и выбегаю на парковку.
— Джесси! Джесси, сюда!
Я оборачиваюсь и вижу двух папарацци, спешащих ко мне.
— Не сегодня, ребята. — Я бегу обратно в церковь, закрываю и запираю двери. Обдумываю куда она могла подеваться, пока не слышу голоса из женского туалета.
Когда протискиваюсь внутрь, Эшли смотрит на меня так, словно ничуть не удивлена, увидев меня там. Она стоит в дверях кабинки, и когда я наклоняюсь, чтобы заглянуть внутрь, она выходит и закрывает дверь, отрезая доступ к Бетани.
— Я просто хочу с ней поговорить.
— Нет. — Она показывает на дверь позади меня.
— Бетани, пожалуйста.
— Уходи, Джесси! — говорит Бетани.
Я не могу оторвать глаз от серой металлической двери кабинки или ее черных сандалий, выглядывающих из-под нее. Она выглядела такой красивой в своем сарафане, даже после того, как ее вырвало.
— Просто уходи, — говорит Эшли, мягко отталкивая меня. — Я знаю, тебе есть что сказать, но сейчас не время.
Наверное, она права. Я собирался сделать грандиозный жест, и все, что мне удалось сделать, это смутить Бетани перед ее церковью.
— Я осел, — бормочу я, выходя из туалета в коридор.
Эшли следует за мной, но стоит на страже у двери.