— Знаю, знаю. Но не о том речь. А вот о чем. Слушала, слушала Антонина эти мамины рассказы, да и заинтересовалась наконец, так это или не так.
— Вот в чем дело! — вскипела я. Надеялась Роза этим сообщением вызвать во мне доброе чувство к Тоне, но получилось наоборот. — За этим, значит, она позвала меня, чтобы выяснить, как я выгляжу! Выяснила и дала мне по шапке позабыв, что кроме шапки есть у меня голова и сердце. Очень красивый поступок! И ты еще защищаешь ее! Кошмар какой-то! Да у нее у самой просто души нет! И за то, видимо, досталось мне, что вес у меня не 110 кг, как у нее, а всего 53. Вот это человек! Что ни слово, то сюрприз, что ни шаг — ошибка.
— Да перестань ты на нее серчать! Пойми! Не хотела она ни мириться, ни ссориться с тобой. Так уж получилось у нее. Брякнула под конец обидные слова, не отдавая себе в них отчета. Не подумала просто, что говорит, понимаешь?
— Я-то понимаю. А вот она, как мне кажется, уже разучилась соображать. Да и когда она соображала? Внушили дурочке, что она умная, вот она и куролесит всю жизнь по всем направлениям. Говорит и делает, что придется, не задумываясь. А думать надо, среди людей ведь живет. Задуматься ей надо, наконец. Критически отнестись к себе самой. Я бы ей в глаза все это сказала. Но она меня слушать не захотела. Вероятно, это самая главная причина, почему она не желает водиться со мной. Она любит, когда ее хвалят, и терпеть не может, когда поучают. Помнит то, что она медалистка, а то, что медаль у нее липовая, постаралась забыть. Но надо, чтобы она хоть это вспомнила. Надо ей всю правду в глаза сказать — по-дружески. И придется, Роза, тебе это сделать, раз она именно тебя удостоила чести — быть ее единственной подругой. Горькую правду выложи ей и поторопись. Сдается мне: грозят ей большие неприятности.
— Да не каркай ты! — перепугавшись, вскричала Роза.
— Не каркаю я. Уже не злюсь даже на нее. На таких, как она, не обижаются. Вдумайся хотя бы ты в то, что в ее жизни происходит. Умер супруг, которого она когда-то очень любила. А она эту утрату даже бедой не считает. Радуется его смерти и другим признается в этом. А что другие говорят в таких случаях, ее не интересует. Другие же вот что говорят: одна беда не бывает никогда. Пришла беда — открывай ворота. Ясно?
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Роза, насторожившись.
— Вот что. Поверь: зла я ей не желаю, хоть она и досаждала мне не раз. Но чувствую: из-за того, что она не любит думать, беда у нее должна случиться. Все к этому идет. Так она может однажды ошибиться по недомыслию, что до конца жизни себе своей ошибки не простит.
— Что же должно с нею случиться? — дрогнувшим от волнения голосом спросила Роза.
— Я не знаю, что именно. Не провидица я. Но чувствую (допекла она меня, так достала, что все мои чувства обострились). Кается мне: беда уже у нее на пороге.
Я точно в воду глядела, говоря это. Тонина дочь Катя страдала каким-то нервным заболеванием, из-за которого были ослаблены двигательные функции нижних конечностей. При ходьбе Катерина должна была пользоваться костылями. И пользовалась беспрекословно, пока был жив отец и следил за этим. Когда его не стало, она начала пренебрегать "деревяшками" (так называла Катюша костыли). Работала она, окончив среднюю школу, в фотоателье, что находилось в двух шагах от дома, в котором они жили вдвоем с Тоней. Девушке удалось добиться разрешения у матери эти два шага проделывать, не опираясь ни на какие "палки". Дома и там, где служила, Катя ходила на костылях. А по улице — без них. Другая, умная женщина, сообразила бы, что надо поступать наоборот. В помещении ведь можно передвигаться, держась за стенку. А на улице опираться хотя бы на тросточку, чтобы водители машин, беспрерывно снующих по дорогам, видели: идет инвалид? и сбавляли скорость.
Дело было летом. Погода после дождя устанавливалась. На голубом небе сияло яркое солнце. Птички пели в вышине. Зеленели деревья и кусты. По тротуару прыгали шустрые воробьи, подбирая крошки и зернышки. Катя шла, еле-еле переставляя ноги. Каждый шаг давался ей с большим трудом. Но со стороны это не было заметно. Казалось: девушка так медленно идет просто потому, что никуда не торопится. Так подумал и водитель грузовика, задним ходом пересекавшего улицу. Шофер, как и было ему положено, выглянув из кабины, обратил внимание на девушку, которая потихоньку двигалась наперерез автомобилю. Но поскольку она не держала в руках ни костылей, ни клюшки, ему даже в голову не пришло, что быстрее идти она не может и, если он не притормозит, то непременно наедет на нее. Не обернувшись еще раз, чтобы удостовериться, что девица перешла дорогу, он поехал дальше и сбил ее. Произошло это буквально под окнами Тониной квартиры. Прибежав на место катастрофы, Антонина застала дочь еще в живых. Умирая, Катюша сказала склонившейся над ней матери: