А мне реально больно. И я не собираюсь это отрицать. Ведь никто и никогда не увидит мой дневник. Щиколотка вряд ли станет такой, как раньше, и будет служить постоянным напоминанием о том, что мне пришлось пережить. Но я всеми силами восстанавливала форму и, вопреки моим самым худшим опасениям, через четыре месяца смогла вернуться к футбольным тренировкам. Поначалу после каждой тренировки или игры я буквально рыдала в душевой от боли. Боль была просто адской. Ну а сейчас я уже практически не замечаю ее.
Однако я стала по-другому смотреть на мир. Стала по-другому все ощущать. Не знаю, как объяснить это Саре и Эвану. Не уверена, что они смогут понять. Не уверена, что я сама могу это понять.
Онахотела, чтобы я умерла.
Я продолжаю убеждать себя, что ее больше нет. Что она в тюрьме и, скорее всего, навсегда. Но я не чувствую себя в безопасности. Особенно ночью, когда закрываю глаза, а она тут как тут – поджидает меня в темноте.
Надо срочно уехать из Уэслина. Подальше от любопытных взглядов. Подальше от боли, что в самый неожиданный момент буквально парализует меня. Подальше от призраков, что продолжают преследовать меня. Еще шесть месяцев – и все останется позади. А сейчас мне пора строить жизнь заново, ведь со мной рядом двое моих самых любимых людей.
Но опять же, моя жизнь весьма непредсказуема, а за эти шесть месяцев ой как много всего может произойти.
Глава 1
Вторая попытка
Сон. Всего-навсего сон.Именно эта мысль вырывала меня из безжалостных рук, тащивших в пучину холодных вод. Но приступ паники был настолько иррациональным, что я изо всех сил брыкалась и вырывалась. Сон. Всего-навсего сон,твердил голос разума, пытавшийся вернуть меня к действительности.
Я посмотрела на мутную воду и задохнулась. А тем временем руки, что тянули меня на дно, становились все длиннее, превращаясь в когтистые лапы, и, пока я лягалась, острый коготь оцарапал мне щиколотку. По воде сразу расплылось темное пятно крови. Я боролась изо всех сил, но когти только глубже вонзались в кожу. Тогда я закричала от боли, и на поверхность с бульканьем устремились пузырьки воздуха. И вот когда перед смертью я решила последний раз глотнуть воздуха, что-то придавило мне лицо.
Теперь это уже вовсе не походило на сон.
Судорожно вздохнув, я села на кровати, и сразу же в сторону отлетела подушка. Я в ужасе обшарила глазами комнату и увидела Сару, стоявшую с вытаращенными глазами возле своей кровати.
– Прости, ради бога, – пробормотала она. – Мне показалось, будто ты что-то сказала. Вот я и решила, что ты уже проснулась.
– Я проснулась, – пытаясь отдышаться, чтобы стряхнуть с себя остатки кошмарного сна, ответила я, но вид у Сары по-прежнему был несколько оторопевший.
– Не стоило швырять в тебя подушку. Мне так стыдно, – призналась она.
– О чем ты говоришь. – Я решительно отмела прочь ее извинения. – Мне приснился плохой сон. Я в порядке. – И, сделав очередной глубокий вдох, чтобы унять дрожь, я натянула на себя одеяло, которое тут же прилипло к моему потному телу, и с наигранной веселостью сказала: – С добрым утром, Сара.
– С добрым утром, Эмма, – с трудом выйдя из ступора, ответила она и уже более спокойно добавила: – Я пошла в душ. Надо поторапливаться. Скоро выезжаем. – Она схватила свои вещи и испарилась.
Я целый месяц пыталась подготовиться к этому дню. Но все впустую. Сама мысль о том, что меня ожидает, пугала до потери пульса. И вот час пробил. Я рухнула на кровать и стала смотреть в окно на белесый утренний свет без намека на солнце, которое пряталось пока за хлопьями снега.
Затем я грустно обвела глазами комнату, не имевшую ко мне никакого отношения: плоский экран телевизора на стене, в углу заставленный косметикой туалетный столик с зеркалом, ставшим невольным свидетелем моих многочисленных преображений. К зеркалу прикреплены фотографии смеющихся друзей, стены украшены яркими картинами. И ни единого напоминания о моей прежней жизни, до того, как я здесь оказалась. Но эта комната стала моим убежищем, где я пряталась от кривотолков, пересудов и любопытных взглядов.
Почему я оказалась именно здесь? Я знала ответ. По мне, так я бы никогда отсюда не уехала. И не то чтобы у меня был большой выбор или Маккинли от меня отказались. Нет, ничего подобного. Они были моей единственной семьей, и я, естественно, обязана им по гроб жизни. И тем не менее я слегка покривила душой. Они не былимоей единственной семьей.