— Гляньте, детки! — гаркает дедушка.
Он подаётся вперёд, оглушая сына на правое ухо, а невестку на левое. Они дёргаются в противоположные стороны не только от громкого звука, но и от его дыхания. Будто у него во рту сдохла какая-то маленькая зверушка и теперь разлагается. Почти каждое утро он начинает, отрыгивая желчь, а потом причмокивает, будто это какая-то вкуснятина. Что бы ни творилось у него внутри, это не может сулить ничего хорошего, и всё же он излучает эту неиссякаемую жизненную энергию. «Иногда, — думает Корин, — я почти готова его убить. Серьёзно. Только кажется, что дети любят его. Бог его знает почему, но любят».
— Гляньте, вон там! — Скрюченный артритом палец тычет между мистером и миссис Браун. Ороговевший ноготь почти впивается в щёку миссис Браун. — Это старая гостиница «Слайд-Инн» — то, что от неё осталось! Вон она! Я бывал там разок. С сестрой Нэн и нашими родителями. Завтракали прямо в номере!
Дети послушно смотрят на то, что осталось от «Слайд-Инн»: несколько обгоревших балок и квадратная яма в земле. Миссис Браун замечает старый автофургон, стоящий среди травы и подсолнухов. Он выглядит даже древнее дедушкиного «Бьюика» — его бока покрыты ржавчиной.
— Круто, дедушка, — произносит Билли и снова возвращается к игре.
— Круто, дедушка, — произносит Мэри и возвращается к своим картинкам.
Руины гостиницы остаются позади. Фрэнк гадает, не специально ли хозяева спалили её. Чтобы получить деньги по страховке. Потому что ну кто поедет сюда на уикенд или, не дай Бог, на медовый месяц? В Мэне есть множество прекрасных мест, но это не одно из них. Вы не окажетесь здесь даже проездом, если только у вас нет другого выхода. А он был. Будь оно всё неладно.
— Дедушка, что если двоюродная бабушка Нэн умрёт до того, как мы доберёмся туда? — спрашивает Мэри. Она дочитала комикс. Следующий про Малышку Лулу, и он ей не интересен. Малышка Лулу похожа на какашку в платье.
— Ну, значит мы развернёмся и поедем назад, — говорит дедушка. — Естественно, после похорон.
Похороны. Господи, похороны. Фрэнк даже не подумал, что она умирает. Может даже преставиться во время их визита и тогда им придётся остаться на похороны этой старой бестии. А у него нет сменной одежды…
— Берегись! — кричит Корин. — Стой!
Фрэнк останавливается и как раз вовремя. Впереди ещё одна забитая труба и вымоина на вершине холма. Только в этот раз она перекрывает всю дорогу. Расщелина кажется не менее трёх футов в ширину. И Бог знает насколько глубока.
— Что случилось, пап? — спрашивает Билли, поставив игру на паузу.
— Что случилось, пап? — спрашивает Мэри, оторвавшись от поиска другого комикса про Арчи.
— Что случилось, Фрэнки? — спрашивает дедушка.
Минуту Фрэнк Браун только сидит, положив руки на большой руль «Бьюика» и смотрит поверх длинного капота. В былые дни они знали толк в машинах, любит иногда приговаривать его отец. Разумеется, в те же самые былые дни, когда ни одна уважающая себя женщина не ходила в магазин, не затянув пояс и не пристегнув чулки к подвязкам; в те дни, когда геи выходили на улицу в страхе за свою жизнь, а в каждом дешёвом магазине продавали конфеты, называемые «детёнышами ниггеров»[7]. Дассэр, ничего не сравнится со старыми деньками!
— В жопу твой сраный короткий путь, — говорит Фрэнк. — Смотри, куда он нас завёл.
— Фрэнк, — начинает Корин, но он выходит быстрее, чем она успевает закончить, и стоит уставившись на то место, где дорога обрывалась.
Билли перегибается через колено дедушки и шепчет сестре на ухо: «В жопу твой сраный короткий путь». Мэри закрывает рот руками и хихикает. Неплохо. Дедушка гогочет, что ещё лучше. Вот почему они так его любят.
Корин выходит наружу и встаёт рядом с мужем перед будто бы насмехающейся решёткой радиатора «Бьюика». Она заглядывает в расщелину и не видит ничего хорошего.
— Что будем делать?
К ним присоединяются дети: Мэри встаёт рядом с матерью, а Билли с отцом. Затем, с весёлым видом, к ним подходит дедушка, шаркая своими большими чёрными ботинками.
— Не знаю, — отвечает Фрэнк, — но мы точно тут не проедем.
— Придётся сдать назад, — говорит дедушка. — Назад до самой «Слайд-Инн». Сможешь развернуться на подъездной дороге.
— Господи, — произносит Фрэнк и проводит пальцами по редеющим волосам. — Ладно. Когда доедем до главной дороги, там и решим, ехать ли в Дерри или вернуться домой.
Дедушка выглядит возмущённым при мысли об отступлении, но всмотревшись в лицо сына — особенно в красные пятна на щеках и на лбу — решает держать рот на замке.
— Все в машину, — говорит Фрэнк, — но в этот раз, пап, ты сидишь либо с одной стороны, либо с другой. Чтобы твоя голова не маячила, и я видел, куда ехать.
«Если бы мы взяли «Вольво», — думает он, — я бы воспользовался задней камерой. А вместо этого придётся заниматься этой хернёй».
— Я пройдусь, — говорит дедушка. — Тут не больше двухсот ярдов.
— Я тоже, — говорит Мэри и её поддерживает Билли.
— Ладно, — говорит Фрэнк. — Только постарайся не споткнуться и не сломать себе ногу, пап. Это будет последний штрих к этому совершенно чудесному дню.
Дедушка с детьми начинают спускаться с холма к подъездной дороге сгоревшей гостиницы; Мэри и Билли держат старика за руки. Фрэнк думает: ну прямо картина Нормана Роквелла: «И старый засранец поведёт их».
Он садится за баранку «Бьюика». Корин — на пассажирское место. Корин кладёт ладонь на руку Фрэнка и одаривает его своей ласковой улыбкой как бы говоря: я люблю тебя, большой сильный мужчина. Фрэнк не большой и не такой уж сильный, и на розе их брака осталось не так уж много цветков (и те полуувядшие), но ей нужно вывести его из «красной зоны»; долгий опыт научил её, как это сделать.
Фрэнк вздыхает и включает заднюю передачу.
— Постарайся не переехать их, — говорит она, глядя назад через плечо.
— Не искушай меня, — говорит Фрэнк и начинает вести «Бьюик» задним ходом. Канавы по обе стороны этой узкой дороги очень глубоки и если он заедет в одну из них, — тушите свет.
Дедушка с детьми спускаются к подъездной дороге быстрее, чем Фрэнк преодолевает даже половину пути. Старик замечает в траве следы от колёс. Хотя автофургон выглядит так, будто простоял там долгие годы, дедушка сомневается в этом. Может, кто-то решил выбраться на природу на пару дней. Это единственное, что приходит ему в голову. Тут определённо не осталось ничего, чем можно поживиться — это ясно любому дураку.
Дональд Браун любит своего сына, и во многих вещах Фрэнк хорош (хотя сейчас дедушке ничего не приходит на ум), но когда дело доходит до вождения универсала «Бьюик» задним ходом, — это жалкое зрелище. Задняя часть виляет из стороны в сторону, как хвост старой собаки. «Бьюик» почти ныряет в левую канаву, выравнивается, почти ныряет в правую и снова выравнивается.
— Блин, у него не очень-то получается, — говорит Билли.
— Тихо ты, — говорит дедушка. — Всё у него нормально.
— Можно мы с Мэри пойдём посмотрим на старую «Слип Инн»?
— «Слайд Инн», — поправляет дедушка. — Конечно, сбегайте на минутку. Но только туда и обратно. Ваш папа сейчас не в очень хорошем настроении.
Дети бегут по заросшей дороге.
— Не свалитесь в яму! — кричит им вслед дедушка и хочет добавить, чтобы они оставались на виду, но тут раздаётся треск, короткий гудок клаксона и голос его сына, сыплющего проклятья. Последнее — это как раз то, в чём Фрэнк хорош.
Дедушка отворачивается от убегающих детей и видит, что умудрившись спуститься с холма, не съехав с дороги, Фрэнк угодил в канаву, пытаясь выполнить трёхпозиционный разворот.
— Заткнись, Фрэнки! — кричит дедушка. — Перестань ругаться и выключи мотор, пока он не заглох! — Скорее всего, у «Бьюика» уже отвалилась половина выхлопной трубы, но нет смысла говорить Фрэнку об этом.