— Отдай мне фляжку, — сказала она, — и обещай, что мы тут же поедем обратно! Тогда получишь письмо.
Шагнув вперед, чтобы схватить ее сумку, все еще лежавшую возле пня на траве, проросшей между камнями, он зашатался. А нагнувшись, почувствовал давящую тяжесть в голове.
Тут произошло нечто из ряда вон выходящее: мать бросилась в бой за сумку. Эта вещица из потертой коричневой кожи была уже у него в руках, но мать вцепилась в нее и стала молча тянуть к себе. И в глазах ее читалась рвущая за сердце смесь ужаса и жалкой растерянности, а на лице было написано такое крайнее отчаяние, что Лотар, потрясенный, на миг даже почти протрезвел. Ни разу в жизни он не видел свою мать в таком состоянии. От изумления он выпустил сумку из рук.
Они все еще стояли друг против друга-Лотар с открытым от удивления ртом, мать-тяжело дыша от усилий, которые ей пришлось затратить, чтобы вырвать у пьяного сына свою сумку, — когда в кустах вдруг зашелестело. В тот же миг в глазах обоих проступила настороженность, и Лотар резко обернулся, а его мать испуганно уставилась в то место кустарника, где что-то зашевелилось.
Из кустов вышел приземистый человек. Он сразу не понравился обоим, хотя вид у него был вполне дружелюбный. Он
сказал:
— Шел по шоссе, гляжу — вроде что-то стоит. Думаю, не машина ли. — В речи его чувствовался местный говор.
На нем был синий костюм — видно, собрался на праздник или на похороны, — на голове рыбацкая фуражка. Он внимательно и со знанием дела осмотрел машину, задержав взгляд на номерном знаке.
— А вы с Запада, — заметил он.
— Да, — подтвердил Лотар, — мы едем к родственникам.
Человек кивнул. Лицо у него было гладкое, упругое и
упитанное. Казалось, он совсем не страдал от жары, хотя одет был тепло, не по погоде. Брови у него были белесые, глаза — водянисто-голубые, а губы — сочные и толстоватые; Лотар сразу
подумал, что такие губы должны смачно причмокивать.
— А куда вы едете? — спросил он таким безразличным тоном, что Лотар почуял за этим вопросом плотоядное причмокивание.
Вопрос застал Лотара врасплох, он все еще был сильно пьян, и, прежде чем собрался с мыслями, прошло несколько томительно долгих секунд; наконец он выдавил из себя первое, что пришло на ум:
— В Пренцлау.
Тот удовлетворенно кивнул, видно поняв, что теперь добыча у него в руках.
— Ага, в Пренцлау, — повторил он, прикидывая что-то в уме. — Так вы совсем не туда свернули, если ехали по Берлинскому шоссе. Вы сейчас намного западнее. А почему вы не поехали через Ораниенбург?
— Хотели сделать небольшой крюк, — ответил Лотар. Вот сейчас и выяснится, враг он или нет. Лотар был готов к тому, что его собеседник в следующий миг вытащит полицейское удостоверение.
— Крюк-штука опасная, — сказал незнакомец. И после паузы добавил: — Когда ты в чужих краях!
Напряженность осталась. Незнакомец явно затягивал ее: подошел к берегу, поднял плоский камешек и, метнув его над водой, следил глазами, как он подскакивал над поверхностью озера, прежде чем потонуть. Видно было, что в этом деле он мастак. «Подлая тварь, — подумал Лотар, взвинченный алкоголем, — подлая тварь, шпик продажный». Он изо всех сил старался держаться прямо и не двигаться, чтобы не выдать своего состояния. Мать стояла, словно окаменев, с видом, выражающим холодное презрение, ставшее ее второй натурой.
Незнакомец вновь подошел к ним.
— Если вы предпочитаете вернуться на Запад, — начал он спокойно, но продолжил уже решительным тоном, не допускающим сомнений, — поскольку вы заблудились… — он закончил фразу советом: — Отсюда можно проехать более коротким путем.
Лотар облегченно вздохнул. Даже мать сделала какое-то движение, показавшее, что ее волнение улеглось. Значит, этот человек не враг, а, наоборот, как будто хочет помочь. Правда, он был не слишком приветлив-держался по-прежнему холодно и, по-видимому, с каким-то холодным причмокивающим наслаждением наблюдал, как рассеивался страх, вызванный его появлением, — но тем не менее…
Он подошел вплотную к Лотару.
— Проедете еще немного вперед, — сказал он, не понижая голоса, но как-то приглушив его. — Не доезжая до Баррентина, влево, к озеру, есть дорога. Через озеро ходит паром. А там всего несколько километров до межзонального шоссе.
— На полицейских не нарвемся? — спросил Лотар. Он уже не таился.
Жесткие блекло-голубые глаза собеседника потемнели, но он сдержался и лишь пожал плечами, процедив: «Как повезет!» Он явно хотел помочь. «Самое удивительное, — подумал Лотар, которого алкоголь сделал проницательным, — что от этого он не стал мне симпатичнее. Но несимпатичный помощник все же лучше, чем симпатичный враг, выбирать не приходится».
— А паромщик что за человек? — спросил он.
— С паромщиком все в порядке, — ответил тот.
Спрашивать было больше не о чем, но Лотар все не двигался
с места, боясь, что незнакомец смекнет, в каком он состоянии. Сделай Лотар хотя бы шаг, тот сразу заметит, что он едва держится на ногах.
— Спасибо, — выдавил он из себя наконец, — спасибо за совет!
Не сказав ни слова, незнакомец повернулся, опять подошел к
воде и принялся швырять камешки. Лотар едва добрался до машины, рванул дверцу и плюхнулся на сиденье. Машина накалилась на солнце, и Лотар сразу покрылся потом. Он сперва опустил оконные стекла, потом уж завел мотор. Мать медленно последовала за ним и опустилась на сиденье рядом.
Незнакомец уже не швырял камешки, он стоял в двух шагах и наблюдал за Лотаром.
— Чем мне вас отблагодарить? — спросил Лотар. — Нужно вам что-нибудь? Деньги, к примеру? Западные марки? — Он выговорил все это отрывисто и грубо, заплетающимся языком; тон выдавал его неприязнь к этому человеку.
— Лотар! — одернула его мать.
Незнакомец только молча взглянул на Лотара холодными блекло-голубыми глазами на гладком упитанном лице. Рыбацкая фуражка сидела идеально прямо на его шарообразной голове. «С паромщиком все в порядке, говорит, — подумал Лотар, — но с ним самим не все в порядке». Что-то было в нем такое подозрительное. Не успев еще тронуться, Лотар вдруг, несмотря на хмель, опять почувствовал панический страх перед незнакомцем. Машина медленно, переваливаясь, поехала по просеке. В зеркальце уже не стало видно того человека.
Когда Лотар притормозил перед выездом из леса на шоссе, мать сказала:
— Лучше поедем обратно тем же путем!
— Но почему? — удивился Лотар. — Если только он не врет, маршрут более чем удачный.
Только теперь он задним числом спохватился, что мать во время беседы с незнакомцем не проронила ни слова. Все это время она стояла как каменная.
— У меня недоброе предчувствие, — сказала старая женщина.
Лотар пожал плечами:
— Во второй раз нам Нойруппин не проскочить. Полицейские задержат.
И не успела еще мать закончить фразу: «Сейчас мне уже кажется, что лучше иметь дело с полицией…» — как он свернул направо, в направлении, указанном тем человеком. Он прибавил газу, а поскольку был пьян, то ехал сугубо по правилам: строго придерживался правой обочины и не отрывал глаз от шоссе, так что лес, с обеих сторон подступавший к дороге, воспринимался лишь боковым зрением, как нечто расплывчатое, светящееся зеленым и четко прорезанное серой лентой шоссе. Ни одной машины не попалось навстречу. Обогнали они только женщину с тачкой, груженной хворостом.
Лишь спустя много времени он вспомнил о письме Мелани. Мысль эта пронзила мозг с такой внезапностью, что он сразу позабыл о руле и тут же заехал на левую полосу. Выправив машину, он спросил:
— Почему ты не дала мне письмо еще в Берлине?
— Оно адресовано мне, — ответила мать. — И мне предназначено. Я вообще не уверена, понравится ли еще Мелани, что ты
' его прочтешь.
— Смех, да и только! — Голос его звучал грубо и как-то деревянно. — Вся она в этом. Безусловно, ищет ход ко мне и к Рихарду. И только наводит тень на ясный день.
Он чувствовал, что сходит с ума от нетерпения. Это было выше его сил — знать, что письмо находится тут же, в машине, в сумочке его матери, стоит только руку протянуть. Лишь жалкие остатки самоуважения мешали ему остановить машину и выпросить у матери письмо. И чтобы выместить на ней злость за эту вынужденную сдержанность, он начал вытаскивать старые обиды.