И таким образом, в то время как маленький черненький человечек и дородная светловолосая женщина исполняли свои изящные танцы, а затем сменились другими профессионалами, Чарли Уэлш посвящал Эдну во все характерные особенности театральной жизни, снабжал ее самой разнообразной и превосходной информацией, которую девушка старательно складывала в своей памяти для воскресного номера «Интеллидженсера».
— Ах, вот и он! — вдруг воскликнул Чарли. — Его светлость ищет вас. Вам первой выступать — вы начинаете программу. Не обращайте внимания на публику, когда выйдете на сцену. Доведите свой номер до конца, что бы они там ни делали.
В этот момент Эдна почувствовала, как ей изменяет журналистское честолюбие, и она готова была отдать все на свете за то, чтобы очутиться где-нибудь в другом месте. Но режиссер отрезал ей отступление. Она ясно слышала вступительную музыку оркестра и по наступившей тишине поняла, что публика ждет ее выхода.
— Ну! Иди же! — прошептала над ее ухом Летти и ободряюще пожала ей руку. С противоположной стороны она услышала решительный голос Чарли Уэлша:
— Да не робейте, чего там!
Но у нее было такое ощущение, будто ноги ее приросли к полу и никак не могут оторваться. Она бессильно прислонилась к ближайшей стене. Оркестр снова сыграл вступительную фразу, и из публики вдруг послышался голос, отчетливо прокричавший:
— Загадочная картинка! Ищите Нэн!
По театру прокатился оглушительный хохот, и Эдна отскочила назад. Но в ту же минуту могучая рука режиссера опустилась на ее плечо и быстрым, сильным толчком выдвинула ее вперед, к рампе. Публика ясно увидела эту руку, сразу поняла, что разыгралось за кулисами, и аплодисментами приветствовала решительность режиссера. В зале воцарился такой шум, что звуки оркестра потонули в нем. Эдна заметила следующее интересное явление: смычки с большим усердием ходили по скрипкам, но ни единого звука не было слышно. При таких условиях она никоим образом не могла начать своего номера и потому, подбоченившись и напрягая слух, терпеливо ждала, пока публика, наконец, угомонится, — она не знала, что эти крики и шум — любимейший прием местной аудитории для смущения исполнителей.
Но Эдна уже овладела собой. Она успела осмотреть весь зрительный зал, от верхнего до нижнего яруса, увидела безграничное море смеющихся лиц, услыхала непрерывный хохот, и ее шотландская кровь заставила ее стать холодной и спокойной. Оркестр старался по-прежнему, но все так же не было слышно ни звука, и тогда Эдна придумала следующее: в свою очередь, не издавая ни единого звука, она стала шевелить губами, жестикулировать, покачиваться из стороны в сторону — словом, проделывать все то, что полагается певице на сцене. Желая заглушить голос Эдны, публика начала еще более неистовствовать и шуметь, но девушка с невозмутимым спокойствием продолжала свою пантомиму. Казалось, так будет тянуться до бесконечности, как вдруг вся аудитория, словно по уговору, замолчала, желая услышать певицу, и внезапно убедилась в шутке, которую та сыграла с ней. На одно мгновение в зале воцарилась абсолютная тишина. Слышны были только звуки оркестра и видны беззвучно шевелящиеся губы исполнительницы. Окончательно убедившись в хитрости Эдны, публика разразилась оглушительными аплодисментами и тем признала полную победу любительницы. Этот момент Эдна сочла наиболее подходящим для своего ухода. Она отвесила поклон, быстро убежала со сцены и очутилась в объятиях Летти.
Самое ужасное миновало, и весь остаток вечера она провела среди любителей и профессионалов, беседовала, слушала, наблюдала, доискивалась значения многочисленных явлений, с которыми она столкнулась впервые, и мысленно все записывала. Чарли Уэлш продолжал свою роль гида и добровольного ангела-хранителя и делал это так удачно, что к концу вечера Эдна считала себя начиненной всем необходимым для статьи. Но она условилась с директором театра, что выступит у него два раза, и ее самолюбие требовало, чтобы она выполнила обещание. Кроме того, в течение нескольких промежуточных дней между обоими выступлениями при составлении статьи у нее возникли некоторые сомнения, и ей необходимо было проверить свои первые впечатления. Вот почему в субботу вечером она снова очутилась в «Лупсе» со своим костюмом и со своей Летти.
Директор, казалось, ждал Эдну и вздохнул с облегчением, увидав ее. Он поспешил к ней навстречу и отвесил такой почтительный поклон, что ей стало смешно. Когда директор кланялся, она заметила через его плечо ироническую усмешку на губах Чарли Уэлша.
Но сюрпризы еще только начинались. Директор деликатно попросил Эдну познакомить его с ее сестрой, после чего чрезвычайно мило побеседовал с обеими и все время держал себя выше всяких похвал. Он дошел до того, что отвел Эдне отдельную уборную, к неописуемой досаде трех леди, с которыми она познакомилась в первый вечер. Эдна ничего не понимала до тех пор, пока не встретилась в коридоре с Чарли Уэлшем, который пролил свет на загадочное поведение Саймса.