— Но вы их взяли только из-за мехов, верно?
— Да, из-за мехов.
— Тогда почему вы взяли ещё и три пузырька особых чернил?
Какое-то мгновение казалось, она не может найти слов.
— Особые чернила?
— Для секретных сообщений. Невидимые чернила. Вы знаете, о чём я говорю, мадам.
— Но я выбросила их за борт! — Как будто совершенный ею наедине акт неповиновения получил всеобщую известность.
Бушардон вынул из стола светло-серый конверт. Она поняла, что тот ожидал её с самого начала... светло-серый конверт, в нём три или четыре отпечатанные на машинке страницы.
— Мы провели детальный химический анализ некоторых личных вещей, найденных в вашей комнате. Среди них находился маленький пузырёк, содержащий оксицианид ртути. Дальнейшие эксперименты доказали, что это вещество с лёгкостью можно использовать для переписывания...
Она прикрыла глаза:
— Это дезинфицирующее средство, мсье.
— Что?
— Дезинфицирующее средство.
— А, дезинфицирующее средство. И с какой целью вы приобрели это дезинфицирующее средство? Вы были немного беззаботны в ванной комнате? Там, наверное, произошёл несчастный случай с бритвой?
Держа веки по-прежнему крепко сжатыми, она ответила:
— Чтобы предупредить беременность.
— Чтобы предупредить беременность? Именно так вы сказали, мадам? — Затем повернувшись к стенографисту: — Это то, что она сказала? Чтобы предупредить беременность? Этот пузырёк с оксицианидом ртути — веществом, служащим для предупреждения...
— Для применения после... после... чтобы предупредить беременность.
— О, понимаю. Что ж, это всё объясняет, не правда ли?
И наконец, темой разговора стало подозрение. Бушардон поднялся со стула и подошёл к окну. Какое-то время, казалось, он рассматривает что-то внизу — проходящую баржу? Дерево, склонённое ветром? Рябь на воде?
Затем, довольно драматично — он, ко всему прочему, был французом, — вновь поворачиваясь к ней лицом:
— А теперь скажите мне, что вы в первый раз почувствовали, когда поняли, что вас подозревают в том, что вы германская шпионка?
Она ощутила, как невольно снова пожала плечами, а губы раздвинулись, чтобы сказать — она не понимает.
— Что я почувствовала?
— Да. Что вы почувствовали, когда впервые поняли, что вас подозревают в сотрудничестве с врагом?
— Полагаю, я... — Она покачала головой.
— Ну, скажите же. Что это было? Раздражение? Страх? Беспокойство? Что?
— Беспокойство...
— Простите, я не расслышал.
— Я сказала — беспокойство.
— От того, что скажут люди? Друзья и тому подобное?
— Да, кажется, так.
— Значит, вы беспокоились из-за своей репутации. Вы только что узнали, что вас подозревают в том, что вы шпионка, и вы беспокоитесь о своей репутации. — Он повернулся спиной к окну, постоял, постукивая ногтем по стеклу. — Будьте честны со мной, мадам. Согласитесь, что наша река намного красивее Рейна?
Она посмотрела на свои руки. Каким-то образом платок обмотался вокруг пальцев жгутом, даже побелели суставы.
— Простите?
— Река, мадам. Сена. Согласитесь, что она намного красивее Рейна?
— Да... о, да...
— Даже в самые плохие моменты — много красивее?
— Да.
Затем, внезапно повернувшись и повысив голос:
— Где, вы полагаете, мадам, вы находитесь? Так где же, по-вашему, вы находитесь?
Она смотрела сквозь слёзы, как его лицо расплывается.
— Здесь.
— Верно. Вы здесь. Вы говорите, что беспокоились из-за вашей драгоценной репутации, когда осознали, что вас считают шпионкой? Вот почему вы отправились в Мадрид на встречу с фон Калле? Чтобы спасти свою репутацию?
Она ухитрилась освободить свои пальцы от платка... небольшая победа.
— Мне сказали, что, если я получу сведения от фон Калле, это положит конец подозрениям на мой счёт.
— И кто сказал вам об этом? Марциал Казо?
— Да.
— Значит, консул в Виго сообщил вам, что, если вы успешно будете шпионить за фон Калле, официальные сомнения в вашей лояльности по отношению к Франции отпадут. Верно?
— Да.
— И вы поверили этому человеку?
— У меня не было причин не...
— А что насчёт вашего спутника, Николаса Грея? Вы признаете, что на следующий день он выражал сомнения относительно совета консула? Он даже пытался удержать вас от встречи с фон Калле.
— Я полагала, что в то время у Николаса Грея были другие причины противиться моей поездке в Мадрид.