— Значит, вы не обратили внимания на слова Николаса Грея и отправились к фон Калле, как советовал консул, верно?
— Да.
— Вы отправились шпионить за фон Калле, потому что Марциал Казо сказал вам, что таким путём вы смоете с себя позорное клеймо, верно?
Она сделала глубокий вдох, опять ощущая во рту привкус крови. Мне нужны цитрусовые, подумала она, я должна есть цитрусовые...
— Вы отправились шпионить за фон Калле, потому что Марциал Казо сказал вам, что...
— Да.
Он вернулся к своему стулу. Затем перегнулся через стол. Головастый мужчина.
— Что ж, послушайте, мадам. Я получил полный отчёт от Марциала Казо, и он что-то не припоминает, что видел вас в Виго. Он вспоминает, что на самом деле встречался с вами лишь однажды — в Париже, давным-давно.
...Вскоре после этого допроса она карандашом написала письмо, адресованное Бушардону: «Мои страдания слишком ужасны. Мой рассудок более не может этого вынести. Разрешите мне вернуться в мою страну. Я ничего не знаю о вашей войне и никогда не знала более того, что печаталось в газетах. Я никого ни о чём не спрашивала и никуда не ездила за информацией. Что ещё, по вашему мнению, я должна сказать?»
Письмо подписано: «С уважением, ваша М. Зелле» — и содержит её личный тюремный номер — 72144625. Письмо из рук в руки передал Бушардону посыльный, и, как заведено, его поместили в досье.
В течение двух дней было тихо. Затем, во вторник, её разбудили на рассвете и провели во двор со стороны заднего входа в тюрьму. Хотя она знала, что здесь порой устраивают казни, но ещё слышала, что иногда отсюда выпускают освобождённых заключённых. Стены высились на двадцать футов, но отсюда, через решётку ворот, ясно виднелся кусочек чёрной улицы — ряды затемнённых многоэтажных домов, балконы и пожарные лестницы.
Из камеры её вывел один из охранников, тот, что помоложе, спокойный парень, который, как говорили, потерял под Верденом часть желудка. Хотя он не сказал ей ни слова, она была почти уверена, что уловила намёк на улыбку на его губах. Ещё она слышала голоса за стеной, шаги по наружной лестнице. Под конец она даже решила — перед нею мелькнула свобода... Ники и машина, которая увезёт её отсюда.
Но это был не Грей. Это был Томми Меррик, и он явно пришёл пешком.
Он увидел её через решётку ворот, под мышкой он сжимал небольшой коричневый свёрток и казался немного бледней, чем она помнила. Первым подошёл охранник, но только для того, чтобы принять взятку, а не открыть ворота. Потом он сделал шаг назад и махнул рукой, чтобы она вышла вперёд. Меррик протянул руку сквозь решётку, по-видимому, чтобы взять её за руку. Почему-то она не могла заставить себя притронуться к нему.
— Я могу пробыть здесь лишь несколько минут, — сказал он.
— Зачем ты вообще беспокоился?
Весь свой вес он перенёс на левую ногу, наверное, потому, что правое колено не удалось вылечить.
— Маргарета, клянусь, я не подозревал, что такое может случиться. Они только хотели, чтобы я познакомился с тобой.
— И занимался со мной любовью? И попросил меня выйти за тебя замуж?
— Маргарета, я клянусь...
Она взглянула на дальнюю стену и на первый за несколько дней лоскуток солнечного света. Ветер приносил запах дождя и более крепкий запах реки.
— Кто тебя нанял, Томми?
— Не важно.
— Кто?
— Чарльз Данбар.
— И что он велел тебе сделать?
— Он хотел, чтобы я узнал, для кого ты шпионишь. Слушай, прости меня, я действительно не знал, что это произойдёт.
Она посмотрела на его руки, сжимающие прутья решётки, затем на свёрток у него под мышкой.
— Что это?
— Подарок. Настоящий подарок. Они не говорили, чтобы я его принёс. — И, протягивая свёрток сквозь решётку: — Я знаю, это немного, но ты как-то сказала, что тебе нравятся подобные вещи.
Она взяла, не глядя:
— Спасибо.
— И если нужно ещё что-нибудь, я смогу сделать. Всё, что угодно...
Она опять посмотрела через плечо и шагнула к нему:
— Я хочу, чтобы ты мне кое-кого отыскал.
— Всё, что угодно.
— Я говорила тебе о нём раньше. Николас Грей. Я думаю, он в Лондоне.
— В Лондоне?
— Найди его. Найди и напиши ему обо мне. Расскажи ему, что произошло.
— Но я всё ещё...
— Пожалуйста, сделай это.
Свёрток, который дал ей Меррик, содержал тоненький том индийских стихов из «Бхагавадгиты»[49], Песни Бога. Английский перевод с санскрита, сделанный сэром Эдвардом Арнольдом, работа довольно далёкая от оригинала. В нём было, однако, несколько прелестных иллюстраций и пассажей, рассказывающих о предмете, который всегда интересовал её, — реинкарнации[50]. Сначала она спрятала книгу под своей лежанкой, затем, испугавшись обыска в камере, распорола соломенный тюфяк и глубоко запихнула её в грязную солому.
49