— Забавная вещь случилась со мной вчера, — начал он. — Я столкнулся с вашей моделью.
Грей ковырял куриную ножку и едва слушал.
— С какой моделью?
— О, вы знаете, с девушкой на портрете.
Он понял, что рука его дрожит, и положил её ладонью на стол.
— Вы видели её?
— На бенефисе в пользу Русского фонда. Она танцевала. И была на самом деле хороша.
Грей прикурил сигарету, повертел в пальцах спичку:
— Если вам нравятся подобного рода зрелища...
— О, конечно, нравятся, — улыбнулся Кравен. — Хотя не могу сказать того же об её эскорте.
— Хм?
— Славные французские малые. Военные. Полковник Ролан Михард.
Грей ничего не произнёс в ответ. Я — Глаз Рассвета, сказала она ему однажды, я всегда возвращаюсь.
— Но полагаю, не мне рассказывать вам о Михарде, не так ли?
Прикурена новая сигарета, хотя прежняя ещё горит...
— Почему вы говорите мне это?
— Маленький невежа отнял её у вас, не правда ли?
— Разве?
— Так говорят. Перещеголял вас. Так? Что, как мне кажется, должно быть довольно обидным.
Какое-то мгновение Грей молча смотрел на Кравена, смутно осознавая, что пачкает себе манжету. Его знобило.
— Кто вы?
— Кто я? Позвольте мне объяснить. На самом деле я не работаю в банке, и вместе с тем я не уверен, что Ролан Михард — французский офицер, верный присяге.
После они прогулялись, опять завершив прогулку у реки. Плыл туман, заглушая гудение далёкого колокола и шум мотора проходящей баржи.
— Вы мне лгали всё время, — наконец сказал Грей. — Лгали и дурачили меня.
— О нет, Ники. Я действительно восхищаюсь вашими работами.
На берегу пахло смолой и лежал строительный мусор, рядом валялся скелет чайки.
— Нам бы хотелось, чтобы вы сделали для нас кое-что, Ники. Поработали. Мы не думаем, что это отнимет у вас много времени и, может быть, доставит известное удовольствие, особенно если иметь в виду, что Ролан Михард — свинья.
Грей тяжело вздохнул:
— Боже мой, вы в некотором роде шпион, да? Чёртов специальный агент...
— Что-то вроде этого, — сказал Кравен, не отвечая прямо. — Михард, будучи экстравагантным холостяком и человеком, заметным в обществе, обнаружил, что стеснён в средствах. Вместо того чтобы урезать расходы, в том числе и на прекрасных женщин, он продал себя тем, кто предложил повыше цену. К несчастью, ими оказались германцы. В частности, мы думаем, что его контролирует человек по фамилии Шпанглер, и мы полагаем, что он передаёт им секреты и Франции и Уайтхолла.
Грей ухватился за перила, чувствуя под руками что-то липкое. Шоколад?
— Я не понимаю, каким образом что-либо из этого...
— Он одинок, по-настоящему одинок. Множество женщин, но ни одного настоящего друга. Никогда. Люди его воспринимают, знаете ли, не вполне серьёзно. Никто не прислушивается к его словам. А он восхищен художниками.
— Но я ему даже не нравлюсь...
— О, это мы можем исправить.
Казалось, туман стал твёрдой стеной, продвигаясь вверх по реке вместе с непрекращающимся ветром.
— Я бы не просил, Ники, если бы это не было жизненно важным. Чрезвычайно важным.
— Что я должен буду сделать?
— Стать его другом, стать частью его окружения.
— А как Зелле?!
— А она будет вашим вознаграждением. В конце концов. Не так ли? Положим, вы честно будете играть вашими картами.
Ещё одна баржа прошла, издав долгий, протяжный стон, и чайки на пристани спорили криками, похожими на детский плач.
— Вы должны признать, что дело очень простое, — наконец сказал Кравен. — Я люблю Англию. Вы любите Зелле. И следовательно, мы оба ненавидим Ролана Михарда. Ну, как вы думаете? Хотите вернуть её?
— Но я даже не знаю, с чего начать.
— Мы научим.
Рыба плеснула в воде менее чем в двадцати футах... Зелле всегда верила, что прыгающая рыба к удаче.
— Кроме того, вы тоже любите нашу страну, не так ли? Ведь, наверное, кроме танцовщицы, вы любите и Англию?
Грей, посмотрев на него, сказал только:
— Почему вы не начали с этого?
— Потому что нам следует быть уверенными.
— Уверенными в чём?
— Что вы умны и вам можно доверять.
— А я такой?
— Думаю, да.
В ранних хрониках секретной службы её величества существует всепоглощающее ощущение романтики, опасного приключения и манящей интриги. Страницы заполнены подвигами молодых английских любителей, и хотя их методы, возможно, представляются упрощёнными, их конечный успех, как говорят, был великолепен... временами.