— Я видела вас прежде, да?
Он кивнул, тоже ставя локти на ограждение:
— Да, я уверен, что видели.
— Здесь?
— Да.
— Тогда вы преследуете меня. — И она улыбнулась, но только слегка.
— Полагаю, да. Хотя это не то, что вам кажется.
Она вновь улыбнулась загадочной постановке вопроса:
— Говорят, ничто никогда не является таким, каким кажется.
Они стали прогуливаться, медленно приближаясь к кружку каштанов и железной скамейке под ними на лужайке.
— На самом деле я видел, как вы танцуете. В Вене.
— О, да? — удивилась она, словно никто никогда прежде не подходил к ней с этими словами.
— Вы были великолепны, воистину ослепительны.
— Благодарю, — сказала она своим самым холодным, самым церемонным тоном.
— Итак, значит, на самом деле это совпадение. То есть я впервые увидел вас танцующей в Вене и теперь встретил здесь. — Он засмеялся, чтобы прервать молчание. — Кроме того, естественно, я просто хотел понять — вы это или нет.
Она замерла, удерживая его взгляд и придавая паузе многозначительность.
— Да, это я.
— Да, — ухмыльнулся он. — Это вы.
Они уселись на холодную скамью, его руки покоились на рукояти трости, её были скромно сложены на коленях. Туман, казалось, рассеивался, оставляя всё чуть ярче, чем прежде.
— Меня зовут Данбар, Чарльз Данбар. — И он вытащил из кармана пиджака визитную карточку, чтобы подтвердить это, изящную, выполненную с хорошим вкусом визитную карточку с лондонским адресом.
— А что привело вас в Берлин, мистер Данбар? — мягко спросила она, как бы проверяя на слух его имя.
— Дело. Семейное дело.
— Ничего чрезмерно скучного, я надеюсь.
Он ответил ей тоскливой улыбкой:
— Инвестиции.
Повсюду вокруг них, казалось, сады пробуждались от голосов пенсионеров и детей. Ранний магический час прошёл, и город снова стал респектабельным.
— Я в сомнении, смогу ли увидеть вас ещё раз...
Она мгновенно окинула взглядом его глаза-пуговки и его пухлые безволосые руки:
— Что ж, это зависит от того, какие у вас намерения.
— Пообедать!
Она улыбнулась ещё раз, поигрывая краем платья:
— Обед — это ужасно серьёзно, вы так не думаете?
— Тогда как насчёт завтрака?
Она прикусила нижнюю губу:
— Да, на самом деле я более или менее занята в настоящее время.
— Заняты?
— С мужчиной.
— О, я понимаю.
— Но, возможно, вы мне назовёте ваш отель, и возможно...
— «Эспланада».
Как это было и с другими занимавшими её воображение мужчинами, её первой реакцией на эту короткую встречу была невинная фантазия: она и Чарльз Данбар гребут в лодке по какой-то провинциальной реке, он в белом фланелевом костюме и шляпе-канотье, она в розовато-лиловом кринолине. После вина и заливного цыплёнка они возвращаются в его коттедж, построенный в подражание тюдоровским, — она и её прекрасный англичанин с его привлекательными иностранными инвестициями.
Не считая этих грёз, её голова была занята в основном праздничными раздумьями. Она размышляла, каково быть любимой славным неприметным юношей. Или представляла, каково будет провести ночь в «Эспланаде». Однажды она даже обнаружила, что медлит в Тиргартене, надеясь увидеть его вновь, — не то чтобы она знала, что сказать ему, особенно теперь, когда господин Кирперт всё ещё оплачивал её счета.
Кирперт появился во вторник, обыкновенный скучный берлинский вторник. Он прибыл в начале вечера, распространяя запах пива и духов своей жены. Небо к тому моменту очистилось и было будто воронёное. Вновь их голоса стали плоскими и невыразительными.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она. — Ты выглядишь усталым.
Он и в самом деле выглядел почти мертвецом, серо-бледным, с тёмными кругами под глазами.
— Это — нервы. У меня нервы в плохом состоянии.
— Да, но ты знаешь, что при этом рекомендуется какао. Я сварю тебе немного замечательного какао.
Он хмыкнул, отмахиваясь от неё:
— Лучше дай мне бренди, Маргарета. И побольше.
Она, не глядя, дала ему бренди в грязном стакане и уселась у его ног на полу. В лучшие дни они были способны просиживать так часами, пока Кирперт не напивался до беспамятства.
— Я сегодня получила письмо, — небрежно сказала она. — От моего агента.
Он бросил на неё взгляд, который она знала и прежде: «Твои личные дела меня мало интересуют».