– В такую погоду и по размытой дороге? Вы, оказывается, смелая. Намного смелее меня. Обещаю вам, Лаура, что утром я отвезу вас, куда пожелаете, если только сегодня вечером… – он намеренно сделал паузу.
У Лауры пересохло в горле, но она была вынуждена спросить:
– О чем вы, синьор? Что может произойти сегодня вечером?
– Я прошу вас поиграть для меня на рояле.
– Поиграть на рояле? – Лаура была поражена. – Вы серьезно?
– Очень серьезно. Вы играли в тот первый вечер в моем доме. Почему бы не сыграть в последний? Вы ведь возвращаетесь в Англию, и у меня, скорее всего, больше не будет возможности послушать вашу игру.
Лаура опустила голову.
– Я полагала, что это сомнительное удовольствие.
Он щелкнул языком.
– Ложная скромность. Вы играете каждый день – я слышал. Итак, Лаура, вы побалуете меня?
Она неохотно последовала за ним в гостиную и терпеливо ждала, пока он устанавливал на фортепьяно подсвечники.
– Ну вот, – наконец произнес он. – Достаточно светло?
– Да, спасибо. – Она уселась и вопросительно на него посмотрела. – Что вам сыграть?
– Что-нибудь размеренное, спокойное. То, что вы играли в последний раз.
– «Лунную сонату»? Я ее плохо помню.
– Это очень красивая музыка. – Он сел в углу дивана, вытянув длинные ноги. – Пожалуйста, прошу вас.
Нервничая, Лаура положила пальцы на клавиши, и полились первые мечтательные аккорды. По мере того, как она играла, ее уверенность росла, и она вполне справилась с трудной средней частью, которая переросла в нежный, трогающий душу заключительный пассаж. Она закончила, а Алессио встал, подошел к роялю и сел рядом с ней на длинный мягкий табурет.
– Благодарю, – тихо произнес он, взял ее руку, поднес к губам и осторожно повернул ладонью вверх, затем прижался ртом к бьющейся на запястье жилке и осыпал медленными, чувственными поцелуями всю ладонь.
– Пожалуйста… не надо… – еле слышно вымолвила Лаура.
Он поднял голову – его темные глаза улыбались.
– Мне не позволено отдать должное вашему артистизму даже после того, как вы укротили бурю?
Лаура заметила, что молнии больше не освещают комнату, а гром едва слышен где-то вдали.
– Кажется, гроза ушла. – Она хотела убрать руку, но ей это не удалось. – Наверное, скоро можно будет зажечь свет.
– Вам не нравятся свечи?
– Нравятся, но при свечах трудно читать, а я хотела до утра закончить книгу.
– Тогда придется придумать какое-нибудь другое развлечение, не столь утомительное для глаз. Вы играете в карты?
Она пожала плечами.
– В обычные домашние игры.
– А в покер?
– Я знаю значение разных карт, но, пожалуй, это все.
– Я мог бы вас научить.
– Разве для этой игры достаточно двоих? – удивилась Лаура. – И это азартная игра, а у меня нет лишних денег.
– Но можно играть не только на деньги, дорогая. Иногда занятнее играть не на наличные. – Он протянул руку и ловко извлек у нее из уха серебряную сережку-колечко и положил на белую клавишу. – Видите? У вас есть кое-что для ставки.
Покер-стриптиз! Боже мой, он предлагает, чтобы мы в это играли… Она вырвала свою руку и с горечью ответила:
– Несомненно, я потеряю больше, чем поставлю, синьор. Ваши уроки дорого мне обойдутся.
А он невозмутимо улыбался.
– Разве можно установить точную цену нового жизненного опыта, милая?
– У вас на все есть ответ… или вы считаете, что есть. – Она посмотрела прямо ему в глаза. – Зачем вы это делаете? Зачем мучаете меня?
– Разве я вас мучаю? – Он откинул шелковистые пряди волос и стал большим пальцем нежно водить у нее за ухом. – Тогда почему вы упорно не признаете то, чего нам обоим хочется?
Лауру бросило в жар, который разлился по всему телу, и особенно между бедер. Ей стало стыдно от своей слабости.
– Я не могу отвечать за вас, синьор, – сказала она с дрожью в голосе, – но я хочу уехать отсюда. Из этого дома… из этой страны… вернуться к себе. Больше я ничего не хочу. – Она вызывающе посмотрела на него. – Гроза прошла, и телефон, наверное, снова заработал.
Он пропустил сквозь пальцы рыжеватую прядь волос и со вздохом убрал руку.
– Думаю, вы слишком оптимистичны, Лаура.
– Но вы могли бы проверить? Пожалуйста. Мне необходимо узнать расписание завтрашних рейсов.
Он не может мне отказать, с отчаянием думала Лаура. Он ее хозяин и не откажет в просьбе. Это обычная любезность. Он выйдет из комнаты, а она воспользуется его отсутствием и убежит. У нее в спальне дверь запирается на ключ, а на ставнях есть задвижки. Она больше не может оставаться с ним наедине, потому что не доверяет себе, у нее нет сил сопротивляться желанию упасть в его объятия и почувствовать его губы на своих губах.
Лаура видела, как Алессио направился к двери, слышала, как удаляются его шаги, как он что-то говорит Гильермо. И тогда она бегом пересекла комнату, приоткрыла окно и протиснулась в щель. Дорожку в саду она помнила, так как ходила по ней раз двадцать. Но это было днем, а не ночью. И она не была готова к тому, что кругом полная темнота, на небе ни одной звезды, ни луны. Лаура решила, что раз гроза утихла, то и дождь кончился, но ошиблась.
На нее обрушился водопад, и она не успела сделать и пятидесяти шагов, как вымокла до нитки. Она всматривалась в темноту, но ничего не видела и могла только надеяться, что не сбилась с дорожки. Бежать она боялась, чтобы не упасть на скользкой траве. Вдруг она почувствовала, что за ней несется Алессио… словно одинокий волк, спустившийся с гор. Она споткнулась, сердце неистово колотилось, и его стук отдавался в мозгу. Но все бесполезно – Алессио оказался рядом и железной рукой схватил ее.
– Отпустите меня…
– Глупая! Вы хотите, чтобы я вас нес? Давайте!
Наконец они добежали до дворика перед ее комнатой. Алессио распахнул тяжелые застекленные двери и втолкнул Лауру внутрь.
На комоде и на ночном столике горели свечи, а кровать была уже постелена Эмилией. Лаура стояла с поникшей головой, вода стекала по лицу и шее, капала с подола юбки, и на полу образовалась лужа. Алессио прошел в ванную и принес оттуда два полотенца: одно бросил ей, а вторым стал вытираться сам. Лаура продолжала неподвижно стоять, сжимая холодными пальцами полотенце и прерывисто дыша. Сердце продолжало свой бешеный бег, но теперь уже по другой причине: она смотрела, как Алессио снимает с себя рубашку и вытирает грудь и руки. Он взглянул на нее и приказал:
– Что вы стоите? Вы промокли. Снимайте платье, иначе схватите воспаление легких.
– Я… не могу… – едва двигая губами, ответила она.
Алессио тихо выругался, подошел к ней, и его длинные пальцы быстро развязали тугой узел у нее на поясе. Он сдернул платье, и оно упало на пол. Он отнял у нее полотенце и начал с силой ее вытирать. Лаура сморщилась от боли, и тогда его прикосновения стали немного осторожнее, но лицо по-прежнему было сердито. Его взгляд не смягчило даже то, что она стояла перед ним в одном кружевном белье. Наконец Алессио отбросил полотенце.
– Итак, – тихо сказал он, – зачем, во имя всего святого, вы это сделали?
– Я убежала, – еле слышно ответила она.
– Это ясно. Вам так не терпелось убежать от меня, что вы не могли дождаться утра? Но почему, Лаура? Почему?
– Вы… знаете почему.
– Если бы я зиял, то не спрашивал бы.
Где найти те слова, которые объяснят ему все? Не скажешь ведь, что тело горит от прикосновений его рук. И еще эти свечи, и расстеленная кровать… Господи, как же сильно я его хочу! Я никогда не думала, что такое может со мной случиться. И я не могу ему отказать. Эта ночь будет моей. Горло у нее сжалось, и она с трудом проглотила слюну. Затем положила ему руки на плечи, приподнялось на цыпочки и… застенчиво и довольно неуклюже поцеловала его в губы.
Он замер на мгновение, потом обнял ее и прижал к себе, шепча ее имя. Его жаркие губы коснулись ее дрожащих губ. Наконец-то! – радостно подумал он. Она его! Она предложила ему себя. Он ласкал ее шею и плечи, спустил лямки лифчика, нащупал крошечный крючок, и воздушная полоска материи упала с ее тела. Он крепче прижал ее к себе и – какое это изысканное наслаждение! – почувствовал кожей ее маленькую упругую грудь. Она охотно приоткрыла губы, позволяя ему облизать ей язык и испробовать сладость ее рта. Засунув пальцы за край кружевных трусиков, он осторожно спустил их вниз. Он ждал, когда она в свою очередь тоже станет его раздевать, но – что его удивило – она этого не сделала, поэтому он торопливо стянул с себя оставшуюся одежду, поднял ее на руки и уложил на постель.