— Я не обращала внимания на других болельщиков. Даже не помню, были ли одни и те же люди на каждом матче. Фанатки твои в глаза бросались, потому что слишком шумели. А так я в основном только на тебя смотрела.
— На чем остановилось следствие шесть лет назад?
— Да ни на чем. Я сказала, что подозреваю главу твоего фан-клуба и дала следователю все номера, с которых поступали угрозы. Юля тогда была не в России, допросили других фанаток. Они ни сном, ни духом. Номера, с которых поступали угрозы, были с сим-карт, купленных у метро и, соответственно, ни на кого неоформленных. Сообщения с реальных номеров твоих поклонниц тоже были, но именно с них поступали не угрозы, а оскорбления. Это другое. Потом Юля вернулась в Россию, ее допросили. Она сказала, что ничего не знает. Мое слово против ее слова. Ей ничего не смогли предъявить, поскольку у меня не было конкретных доказательств, что она организатор нападения. Пытались просматривать уличные камеры видеонаблюдения, чтобы найти исполнителей, но тоже ничего не увидели. Так дело и заглохло.
Никита задумывается. На кухне снова повисает тишина, прерываемая только звуками с улицы. Я испытываю немного странные ощущения. Свиридов сидит на моей кухне, разговаривает со мной. Мне это точно не снится? Стараюсь не смотреть на Никиту, но глаза так и тянутся в его сторону. В ушах стучит признание:
«Я тебя люблю».
Зачем он это сказал? Зачем снова появился? Я же так хорошо жила без него. А теперь нервы в оголенные провода превратились, сердце ходуном заходится.
— У тебя не было ощущения, что дело специально на тормозах спускают? — спрашивает после очень долгой паузы.
— Если честно, было, — признаюсь. — Следователь не хотел им заниматься. А на все претензии отвечал, что у него помимо моего дела еще десятки других, и есть поважнее. Например, убийства.
— Как думаешь, почему дело спускалось на тормозах?
— Я думаю, потому что твоя мама заплатила ему, чтобы тебя не допрашивали как свидетеля. А если бы всех виновных нашли и был бы суд, то тебя пришлось бы допросить.
Озвучиваю вслух свою догадку, не боясь задеть чувств Никиты. Я правда так считаю. Тетя Женя очень не хотела, чтобы Никита обо всем узнал, но в случае суда над виновными, Никите пришлось бы давать свидетельские показания.
— Я разговаривал с матерью, — Свиридов не выглядит хоть сколько-нибудь задетым моими словами. — Она призналась, что хотела скрыть нападение на тебя, и дала телефон следователя. Но я пока ему не звонил.
Пожимаю плечами.
— Позвони, если хочешь. Но вряд ли он помнит мое дело, потому что шесть лет прошло. А если помнит, все равно ничего полезного не скажет, потому что ничего полезного не узнал.
— Со следователем опасно связываться, потому что если дело намеренно спускалось на тормозах и следователю платили, то он может передать заказчикам, что началось выяснение обстоятельств. А это новые риски, в том числе для тебя.
— Так ему платила твоя мама, чтобы тебя не допрашивали.
— Если ему платила моя мама, то мог платить и кто-то еще. Например, заказчики. А если целью было замять дело, то вряд ли платили только одному рядовому следователю. Чтобы спустить на тормозах целое уголовное дело, нужно много кому заплатить. А у моей мамы нет таких связей и такой власти, чтобы замять уголовное дело. Она домохозяйка, которая печёт пироги и радуется, когда ее сына показывают по телевизору.
Никита, безусловно, недооценивает свою мать. Но в словах Свиридова есть зерно истины. Если нападение на меня организовала не фанатка и если дело намеренно спускалось на тормозах, то потому ли, что тетя Женя дала взятку, чтобы Никиту не допрашивали? Или следователю и всему его начальству мог заплатить кто-то еще, чтобы не дать делу ход? Кто-то гораздо влиятельнее тети Жени.
Кошмар, ну и детектив вырисовывается.
— Как думаешь, — голос Никиты врывается в мой мыслительный процесс. — А нападение на тебя могло быть связано не со мной? Ну если допустить, что это и правда не фан-клуб.
Отрицательно качаю головой.
— Исполнители говорили про тебя.
— Что именно говорили?
— Когда они подошли ко мне в парке, один из них спросил: «Ты телка того футболиста?». А другой за меня ответил: «Да, это она». Ну и потом еще про тебя говорили.
Отворачиваюсь, чтобы Никита не видел моего лица.
— Что говорили?
— Да не важно. Просто тебя упоминали.
— Лиль?
Продолжаю смотреть в сторону. Внутри все больно сжимается. Эти уроды ведь могли…
Никита встает с места и подходит ко мне. Опускается передо мной на корточки и нежно берет в ладони мое лицо, фокусируя взгляд на себе.