— Когда я уйду, заблокируй двери изнутри и ляг на сиденье, чтобы тебя не было видно через лобовое стекло. Никому не открывай, кроме меня. Для сегодняшнего вечера я нанял телохранителя. Он будет присматривать за тобой и машиной.
О том, что телохранитель приставлен к Лиле постоянно, конечно же, не говорю.
— Ник… — хватает меня за рукав. — Может, не надо?
Ее глаза наполнены испугом и слезами. А я расплываюсь в дурацкой улыбке.
— Чему ты радуешься?
— Тому, что ты за меня переживаешь.
Лиля дергается, как будто ее поймали с поличным. Выпускает мой рукав, поджимает губы.
— Я за тебя не переживаю. Мне безразлична твоя жизнь. Просто не хотелось бы, чтобы желтые газеты полоскали меня как свидетельницу смерти главного нападающего нашей сборной.
— Скажешь им, что я умер во имя любви.
Бьет меня со всей силы кулаком в плечо.
— Идиот! Это не смешно! Вдруг тебя и правда убьют? Они же отморозки!
— Тогда перед смертью я должен кое-что сделать, иначе не смогу умереть спокойно.
— Что сделать?
— Поцеловать тебя.
Пока Лиля не успела опомниться, беру ее лицо в ладони и льну к губам.
Глава 20. Рома Скелет
Никита
Лиля замирает, не двигается. Пользуясь ее растерянностью, жадно целую. В бошке происходит взрыв. Память отбрасывает меня в самые счастливые дни моей юности, когда я мог целовать Лилю, сколько хотел, и она никогда не была против. Сминаю ее губы. То нежно ласкаю их, то наоборот страстно кусаю. Она по какой-то причине не отталкивает меня, но и не отвечает на поцелуй. Словно одеревенела.
Вжимаю ее в мягкую спинку кресла, пускаю ей в рот свой язык. Наслаждаюсь. Это крышесносная эйфория. В каждой клетке моего тело фейерверки взрываются. Последние шесть лет я и близко не испытывал ничего подобного. Умираю — так хорошо, так сладко ее целовать. Моя. Никогда не отпущу и никому не отдам.
— Люблю тебя, — шепчу ей в губы.
Лиля словно пробуждается от сна. Дергается, упирается ладонями мне в грудь.
— Хватит, я прошу тебя.
Слышу, как ее голос надламывается. Я бы целовал Лилю дальше, не останавливаясь, но понимаю, что сейчас лучше притормозить.
Отстраняюсь назад. Лиля опустила глаза, ресницы быстро порхают, как птички. Часто дышит. Дрожит. Я до ломоты в костях хочу просто обнять Лилю, успокоить, пообещать, что все будет хорошо, и обязательно это исполнить. Но больше не притрагиваюсь к ней. Достаю из рюкзака черную бейсболку и надеваю на голову.
— Я пошел. Закрой двери изнутри и никому не открывай. Ляг на сиденье, чтобы тебя не было видно через лобовое.
— Пожалуйста, Ник, будь осторожен, — она снова испуганно хватается за рукав моей куртки и поднимает на меня глаза, полные ужаса.
— Я буду осторожен, — обещаю.
Быстро открываю заднюю дверь и выхожу. Стою пару секунд на морозе, чтобы привести поплывшие от поцелуя мозги в порядок. Гопники продолжают кучковаться на входе. Курят, матерятся, ржут. Очень надеюсь, что они не смотрят футбол и рекламу по телевизору. Не хотелось бы, чтобы меня узнали.
Слегка опустив голову, перехожу дорогу. Несколько отморозков обращают на меня внимание, когда подхожу ко входу в клуб. Жалею, что оделся в джинсы и ботинки. Надо было в спортивные штаны с полосками по бокам и кроссовки. Может, сошёл бы за своего.
— Чего тебе? — недружелюбно спрашивает охранник на входе.
Впрочем, охранником его можно назвать с большой натяжкой. Такой же гопник, как все остальные. Кто-то поставил его сюда следить, чтобы не зашёл никто посторонний.
А я совершенно точно посторонний.
— Я от Мамая. Мне нужно поговорить с Ромой Скелетом.
Охранник недоверчиво прищуривается.
— О чем поговорить?
— О заказе.
— Каком заказе?
— Не могу сказать. Если Рома тут, передай ему, что пришел человек от Мамая обсудить заказ.
Охранник чавкает жвачкой, сомневаясь пускать ли меня.
— Что у тебя с собой?
— В смысле?
— Оружие есть?
У меня спрятан нож в ботинок.
— Нет, можешь обыскать.
Оглядывает меня с подозрением с головы до ног. Я не брал с собой рюкзак, чтобы было меньше желания меня обыскивать.
— Выверни карманы, — приказывает.
Послушно выворачиваю пустые карманы куртки.
— Ладно, проходи.
Не благодаря, открываю дверь и попадаю внутрь «Базы». Здесь так накурено, что глаза режет. Непонятно, зачем гопники выходят курить на улицу, если тут это не запрещено. Хотя здесь так шумно из-за музыки и гогота, что вряд ли получится расслышать собеседника.