Да, я поступаю непрофессионально, потому что объективно Тимур играет хорошо. Лучше, чем он играл шесть лет назад. Довлатов запросто мог бы выступать за московский клуб, но, как я понимаю, он играет в Краснодаре из-за денег. Там ему платят столько, сколько московские клубы зажмут. Но сейчас Лиля для меня приоритетнее футбола. Так что я готов совершить непрофессиональный поступок и в разговоре с тренером настоять на том, что объективно неплохого игрока Тимура Довлатова на Чемпионате мира быть не должно.
— Я еду на Чемпионат, — произносит с гордостью.
— Я знаю. И все же хочу обсудить с тобой твоё присутствие в сборной.
Тимур замолкает на несколько секунд.
— В чем дело, Ник? — начинает нервничать.
Я теряю терпение.
— Мне нужно обсудить с тобой одно дело, Тимур. Завтра вечером я буду в Краснодаре. Позвоню тебе, когда приземлюсь.
— Бля, Свиридов, что ты задумал!? — паникует.
— До завтра, Тимур. Тебе привезти какой-нибудь сувенир из Германии?
— Иди на хуй со своей Германией.
Не выдерживаю и начинаю громко смеяться. Узнаю Довлатова шестилетней давности.
— Я привезу тебе бутылку хорошего баварского пива. У вас в Краснодаре такого нет.
— Сам пей свое баварское пиво! Чтоб ты им захлебнулся!
— До сих пор не можешь мне простить, что немцы выбрали меня, да? — хохочу. — Ну так ты сам виноват. Нехуй было отбивать мяч у своих. До завтра, Тимур. К пиву я тебе еще баварских сосисок привезу.
— Иди на хуй, Свиридов, — злится. — Не буду я с тобой встречаться!
— До завтра, Тимур.
Кладу трубку. Придёт на встречу, как миленький.
Глава 27. Русский футболист
Никита
Приземляюсь в Краснодаре в пять часов дня и сразу еду на такси в центр города. Захожу в первый попавшийся бар, сажусь у окна и отправляю Довлатову сообщение со своей геолокацией. Сразу читает, но ничего не отвечает. Я прямо чувствую, как в нем борются любопытство с ненавистью ко мне. Уверен: он придёт.
Так и есть. Ровно через полчаса у бара лихо тормозит небесно-голубой «Бентли». Водитель еще не вышел, но я знаю: это Довлатов. Меня разбирает смех. Вот что неискоренимо в русских футболистах, так это понты. Неужели и я бы таким стал, если бы остался играть в России? В Германии не принято выставлять свое богатство напоказ, поэтому я вожу обычную немецкую машину чёрного цвета, хожу с позапрошлым айфоном и одеваюсь в неприметную одежду темных цветов.
Водительская дверь открывается, и выходит Тимур. В глаза сразу бросается желтая майка на пару размеров меньше. Видимо, чтобы получше бицепсы обтягивала. Дальше идут джинсы и белоснежные кроссовки, от белизны которых аж в глазах рябит. В Краснодаре в марте хоть и очень солнечно, но все же погода не для летней майки и белых кроссовок. Поправив солнечные очки с синими линзами, Довлатов направляется ко входу в бар.
Заходит в зал как король и хозяин жизни. Останавливается на секунду, ищет меня глазами. Найдя, направляется ко мне и садится ровно напротив.
— Чего тебе, Свиридов? — снимает очки и небрежными движением отбрасывает их на стол. — У меня мало времени.
Тимур вальяжно расположился на стуле и жуёт жвачку. У него прибавилось татуировок. Теперь не только на руках, но и на шее. Волосы намазаны гелем, запах дорогого одеколона доносится до меня через весь стол. Ну русский Дэвид Бэкхем, не иначе.
— Я задам тебе несколько вопросов. От твоих ответов на них зависит, поедешь ли ты на Чемпионат мира.
— Чего??? — морщится. — Не ты решаешь, кто едет на Чемпионат мира.
— Если я захочу, чтобы тебя не было на Чемпионате мира, тебя там не будет. Так что будь хорошим мальчиком, Тимур. Отвечай честно.
Мне тоже не хочется тратить на Довлатова много времени. Во-первых, от его одеколона уже першит в носу. Во-вторых, мне не терпится увидеть Лилю.
— Ты мне угрожаешь? — тоже становится серьезным.
— Воспринимай это как хочешь.
По лицу Довлатова пробегает тень страха. Естественно, ему известно, какое у меня влияние на тренера нашей сборной.
— Выкладывай, что тебе от меня нужно.
— Шесть лет назад на мою девушку заказали нападение. Когда я уехал в Германию и подписал контракт, ее очень жестоко избили. Я долго думал, кому это могло бы быть выгодно, и пришел к выводу, что тебе. Ты меня ненавидел, ты мне завидовал и вполне возможно, что ты хотел мне таким образом отомстить.
По мере своего рассказа внимательно слежу за тем, как меняется выражение лица у Довлатова. Из недоуменного оно вытягивается в изумленное.