Выбрать главу

— Ты ни разу не скучал? — спросила она.

— Вообще?

— Ну и вообще.

— Скучал, — сказал я.

Я тогда, вспомнив ее, побежал с горки к пристани и бежал так, будто, едва приплыву и сойду с катера в городе, застану ее дома у матери. Но дома даже письма не было.

— Скажи мне что-нибудь еще…

— Я, наверное, опять уеду, — сказал я и встал.

— Куда?

— Поищу себе место.

— Работа и здесь есть.

— Я в глушь хочу. Работа всюду найдется. Забиться, чтобы никто не знал, где я. Чтобы все было далеко: кино, магазины, поезда, чтоб газеты приносили на третий день.

— Это тебя Жорка твой сбил?

— Мо-ой. Какой он мой.

— Идиот, такой неприятный.

— У него семья. Ему жить как-то надо.

— А тебе? Не надо?

— Лер… Только не заводись.

— Кто тебя гонит? Иди в газету.

— В городе жить не хочу. Ты согласна пожить в деревне?

— Одна — нет.

— Ну наберись терпения. Чуть-чуть.

— Ты сам-то знаешь, чего хочешь?

— В принципе — да, в частности — нет.

— Езжай, — сказала она, как прежде. — Езжай, тебе видней.

— Лер… ты меня не поняла.

— Я же у тебя дурочка, я… я…

Она повернулась на бок. Я прилег, закурил, и она уже не запрещала мне. Что будет с нами дальше? Она отодвинулась, чтобы я не касался ее ни ногами, ни телом, и так лежала, не засыпая.

— Да-а…

Я перевез Лерку к проводнице. Георгий с того вечера мне не попадался, значит, он уехал вовремя.

Я понимал, что мы больше не увидимся.

Наступал сентябрь. Вечером, если Лерка не дежурила, мы сидели втроем, пили чай, разговаривали о чем придется. Днем я старался к кому-нибудь приткнуться, лишь бы не быть одному, а в скромной квартире проводницы вдруг менялся на диво: шутил и притворялся счастливым. Смеялась уже только проводница, но не Лерка, и я молил бога, ступая через порог, чтобы проводница случилась дома — она поневоле выручала меня. Я по-прежнему казался ей разбитным и приятным, и она удивлялась, почему Лерка дуется или ворчит на меня.

Лерка вела себя на редкость. Она словно решила раскрыть наши секреты, опозорить меня, уничтожить. Она дерзила и придиралась к любому слову. Я понимал, что терпение ее кончилось, и вечером пришел посидеть в последний раз. И уехать.

Проводница случайно достала карты. Они были кстати и в эти тяжелые часы выручали меня. Мне не везло, я часто оставался дураком, на что проводница несколько раз заметила, что я, мол, неудачлив в картах, зато, наверно, удачлив в любви. Переглянувшись с нахмуренной Леркой, я, конечно, отвечал, что любовью, быть может, и не обижен, но истина-то не в присказке, истина в том, что мне, как и всякому великому человеку, не везет в обыденных вещах — в картах, в очереди и так далее. Проводница поняла, Лерка промолчала и ненавистно кольнула меня взглядом.

В последней партии я снова сидел с полной колодой, Лерка ходила под меня, подбрасывала, подбрасывала и выражала тем самым свое отношение ко мне.

— Не хочется, — сказал я, — но придется покрыть козырной дамой. Жаль, уж очень красивая дама.

— Тебе не впервые, — сказала. Лерка.

— Взамен козыря, — сказал я, отбившись, — я получил две простых, но не менее очаровательных.

— Они знают, к кому идти, — заметила проводница.

— Пусть, — сказала Лерка, — хорошая не пойдет.

— А ты? — нарочно весело спросил я.

— Что в тебе хорошего? Возомнил о себе. Все тебе не такие, один ты прекрасный. Да не смейся, вот увидишь, что тебе будет.

— Прекратите вы! — сказала проводница, еще мало понимая. — А то правда подеретесь. Поцелуйтесь лучше.