— Я вам вот расскажу сейчас, — сказал мужичок, подливая пива. — После войны… году-у, вот как бы не соврать, в сорок девятом, пятьдесят первом, один инвалид из нашей артели (обеих ног не было выше колен…) В общем, отобрали у него местные власти квартиру. Не скажу, как там было, кажется, выселили в халупу, а его большую квартиру отдали под контору. Надули. Инвалид, без ног. Ага, отблагодарили за то, что две ноги немцам отдал.
— Контор у них мало, — ехидно сказал старик.
— Он и писал, и ходил, и в центр ездил — не-ет! Ладно. Собрал он грошей, у родни занял да своих было немножко, сел на поезд. «Поеду, говорит, в Москву правду искать. Раз здесь ее нету, может, в Москве найду». Приехал, ни родных, ни знакомых, ни переночевать, ни присесть. А ну на тележке своей. Отчаянный такой! И он прямо в Президиум Верховного Совета! Так и так, приехал с жалобой. А тогда Калинина уже не было, он после войны сразу помер. Ну да. «Захожу, говорит, а там очередина! Стоят генералы, офицеры, депутаты… Ну, говорит, думаю, куда тут мне. И обидно стало, всю ж войну прошел, сижу на тележке, ниже всех. Да неужели, думаю, не найдется, никого, кто б посочувствовал?»
Я слушал как сказку, и хотелось спасти мужика от злодеев. Я чувствовал, как горят мои глаза.
— Переборол себя! — мужичок кулаком стукнул себя по груди. Он забывал, что рассказывает про чужое. — И все же попал. Сразу же, без задержки! Вот как! К какому-то секретарю чи заместителю. Не помню, как уж все вышло, но попал. Чи заметили, что без ног, чи генералы пропустили — не скажу, не поинтересовался сразу. «Заезжаю, говорит, в кабинет, остановился напротив того секретаря. Представительный такой мужчина, подошел, руку подал. Ладно. Когда въезжал, так десять раз хотел передумать: ну не шутка — в Президиум заявился! Да ведь не за ворованным пришел!»
Мужик не пил, и смотрел больше на старика, и рассказывал громко, так что из очереди кое-кто с испуганным интересом оглядывался и прислушивался. Спиной стоял милиционер и слушал, не признаваясь.
— Что творится на свете! — воскликнул старик.
— Слушайте дальше. «Ну, — говорит секретарь, — с чем, Иван, приехал?»
— Так и говорит: Иван?
— Ага! Его и не Иваном звать, а он: «С чем, Иван, приехал? Рассказывай».
— Некрасиво, — сказал старик.
А мне почему-то понравилось.
— «Приехал, говорит, искать Советскую власть. За Советскую власть воевал, ноги потерял, а Советской власти, выходит, и нету». Напрямую рубит! «А самого, говорит, колотит всего!» Пожалел задним числом, что не выпил для смелости.
«Нет, говорит секретарь, нет, говорит, Иван, есть Советская власть! В чем дело?»
Ну и начал он выкладывать все дочиста. Про свое да вообще что на свете творится.
«Все ясно, Иван! — секретарь ему. — Садись, говорит, на поезд и езжай домой». И не сказал: чи правильно, чи неправильно. Поможет чи нет. Ни фамилии не записал, ни номера дома, ничего. Местность только спросил: «Езжай, Иван, домой». Как хочешь, так и понимай.
— Что-о творится, а! — сказал старик. — Дожили.
— «Выше-ел, стал посередке Москвы и стою. Хоть под поезд бросайся! Такое настроение — ну что: вертайся, забирай свою Маруську и в поле, к цыганам. «Езжай, Иван, домой!» Хоть бы сказал: чи правильно отобрали, чи нет, чи что. «Езжай, Иван, домой» — весь разговор. Ах, думаю, вот это дожили!»
Сердце мое, сердце, что с ним стало? Меня переполняло, и я готов был кричать и взывать к кому-то. Сердце просило освобождения, в груди поднималось до краев. Так, очутившись в простонародной компании, я до слез расстраивался от песенного плача женщин по своей, доле.
— «Взял, говорит, литр водки, распил на вокзале: думаю, поеду к своей Маруське, подожду — если и оттуда не придет помощь — переживем. Войну пережили, а это тем более. Когда, говорит, приезжаю, иду по улице, вижу еще издали — в моей хате мужиков полно, и машины у двора. С бумагами сидят».
— Вот сволочи! — вырвалось у меня. О, я видел их всех, как они сидели, как они встречали его раньше и как притворялись теперь!
— «Я, говорит, вижу такое дело — сейчас появляюсь и молчком. Как будто их и нет. «Как вы в Москву дошли?» — спрашивают. «Ха, говорит, мы до Берлина дошли, а до своей Москвы не дойти!»
— Вот сволочи!
— Точно, — сказал старик.
— Ага. «Как вы в Москву дошли?» Их это больше всего интересует. Говорит: «Мы до Берлина дошли, а до Москвы не дойти. Чего это вы меня проведать вздумали? Уматывайте! Я вас раньше ждал». Вот как оно бывает.