— По кому тебе плакать? — сказала Физа. — Мужик целехонький, сама здорова.
— Я по жизни плачу. Мне и тебя жалко, и его, и Утильщиков. Они вон деньги получают, идут под ручку, деньги кончатся — спать поврозь. Я им свои отдаю, лишь бы спали вместе.
— Трепись, трепись, — сказал Никита Иванович, выбирая рыбку.
— Хватит, сваток. Я люблю только хорошо. Ни ругаться, ни материться. И мы все хорошие. Не обманываем, не воруем, а выпить есть что. У меня дома другого завода есть, два ведра. Я для тебя, для Физы ничего не пожалею. Ты спроси у нее, как мы дружили. Она мне, я ей. Все общее. Правда; Физа?
— Правда, — как-то робко подтвердила Физа.
— В прошлом году сено привезли. «Физа, займи!» Физа от себя оторвет, а мне уделит. Мы как сестры. А я, сваток, за тебя ее отдала, к ней много сваталось, инженера, один патефонами торговал, у него каждый день выручка, не то что ты, в одном пиджачке перешел. А я баба с умом, не смотри, что в грязном фартуке. Я говорю: «Физа! Гляди не просчитайся».
— Хватит тебе. Ну что молоть про то, что было.
Никита Иванович нахмурился, Физе тоже было не по себе, оттого что Демьяновна так бесцеремонно вмешивалась в их жизнь. Она подошла и украдкой толкнула Демьяновну локтем в бок. Демьяновна будто не поняла:
— Мы, бабы, мягкие.
— Прекрати, а то я тебе сейчас пятки почешу.
— И спинку. Я разденусь. Физа! Верти хвостом, подавай на стол. — Всюду Демьяновна была хозяйкой. — Не обращай внимания, что я болтаю. Детское слово. Мы с ней с каких пор дружим, скажи, Физа? Я еще на болоте жила, у меня волосы еще были курчавые. Завивались мои кудри с осени до осени, а теперчи мои кудри завиваться бросили. Это ее любимая песня. Я про все знаю, что болит, где болит, где радость, где горе, у кого пол-литра, у кого на донушке осталось. И я ко всем иду, то ласку скажу, то матерюсь, со мной и веселее. Я себя не хвалю, у меня есть одна дурная привычка, но с Физой мы душа в душу. Так, Физа?
— Так, — глухо согласилась Физа. «Пока подносят, — подумала она, — и хороши».
— Я ее как первый раз увидела — она мне понравилась. А мой глаз не ошибается. Ну, думаю, теперь у меня есть подружка на худой день. Она не обидит. Дай бог счастья. Ты ее, сваток, так не любишь, как покойный мужик любил.
— Что было, то прошло. А раз мы сошлись, то будем жить. Нечего.
— Сваток, сваток! — не переставала Демьяновна. — Он жалел Физу. Не помню, чтоб ругались. Как с поездки возвращается, подарки везет. Во какие у нас мужья были! Физа, Физонька, цыпочка, иначе ее не называл.
Физе было и неудобно, потому что она чувствовала, как недоволен был Никита Иванович, и горько от воспоминаний, и ей, как тогда во сне, слышались свои слова: «Такого я никогда не найду!»
— Во! — сказал Никита Иванович. — Утятинку пробуй.
— Я уже.
— Демьяновна!
— По отцу Захаровна. По свекру Демьяновна, по отцу Захаровна.
— Если бы не мой бы Алексей, Кипина Дунька замуж не вышла. Так мой дед приговаривал.
— У меня ни отца, ни матери не было. Я сама вылупилась. Потому и не подсказал никто, как детей делать. С чего начинать, когда свет тухнет. Хе-хе. Похоронить нас с Демьянычем некому будет.
— Я пару лопаток кину на твою могилу.
— На мою на моги-илу, знать, никто не-е-е…
— А жизнь проходит, — сказал Никита Иванович, — как с белых яблонь дым. Сорок пять уже. Чо нам со старушкой надо? — обнял он Физу. — Детей выкормим, выучим, переженим — только за всякую сучку ни-ни.
— Сучка и попадется. Ты, сваток, плохо знаешь баб. Плохой бабе хорошего парня обкрутить ничего не стоит. Надо подход знать. Хорошие люди всегда страдают. Все мы женщины, все грешные. Берут нас за ночную красоту. А красота линяет, душа остается.
— Как послушаешь вас, — смутилась Физа, — мелете черт-те чо. Матерщинники. Почему я не матерюсь? А то соберу со стола и выгоню. И этот тоже, — замахнулась она на Никиту Ивановича. — Понравилось.
— Я сказал детское слово.
— Детское. В стайке не чищено, огород не поливали, дверь — хлябает — некому прибить. Будет тебе детское. У людей работа, а у вас каждый день праздник.
— Старенька! Послезавтра отпуск кончается, пойдем вкалывать. Работать так работать, гулять так гулять. Я же русский человек, русский Иван.
— Кончайте, у меня дела много.
— Мы ко мне пойдем, — сказала Демьяновна. — У меня дома заварено.