Мишка и сам себе не понравился. Он не шел от стеснения, боялся оказаться чужим, а идти хотелось: там была Варя. Там были именинница и кто-то еще, кого она позвала не случайно, его же не позвала, не сказала вечером или еще раньше: приходи.
Онька забежала в комнату, подняла шум и снова высунулась в сени, крикнула Мишку, потом зашептала, опять наговаривая тайное, бесовское. Он не пошел и прислушивался из сеней, что говорили внутри, ощущая себя в глупом положении, когда и уйти уже неудобно, да и не хочется, а войти и подавно.
— Я же не гордая, — шутила там Онька, — я чо, я посмотрела, мне пары нету — и в клуб, на студентов полюбоваться, концерт был, ребята на подбор, еще позавидуете мне. Ну, поздравляю! За тебя, именинница. Расти большая, не болей, деток тебе поменьше, меня не забывай. Ну, чтоб завтра не проспала!
— О-о… без этого… самого…
— Чо, неправду я говорю? Чо я такого сказала, подумаешь! Ничо я и не сказала, какие там намеки. Я режу напрямую.
— Пей уж, пока за воротник не вылила.
— У меня воротников нет, я вся нараспашку.
Все засмеялись.
— Ну, Варюшка моя… подруга моя… счастья тебе, милая. Столько прожить да еще столько… и еще, и еще, и счастья найти. А ты, Гошка, не выдирайся. Давай, милая, чокнемся да поцелуемся. О! — чокнулись и поцеловались они. — По всей! А-а! — крякнула Онька и шумно дохнула. — Она у вас разбавленная, черти. Некрепкая. Чо-то не падаю.
— Где же твой знакомый?
— Миш! — позвала Онька. — Именинница тебя хочет видеть. Влюбилась, чо ли? — добавила она тише. — Обидишь меня.
— Гляди, тебя обидишь.
Онька вышла, посмирнела и стала уговаривать Мишку как маленького:
— Чо ты, а, Миша? Зашел бы, там так хорошо, все свои, посмеемся, песни попоем. Имеем мы право погулять после работы как хочется?
— Пойду я.
— Я тебе чо-то после скажу. По секрету.
— Ты лучше зайди, извинись и выходи поскорей.
— Не хочет! — сказала она в комнате. — Чо я могу, если не хочет.
— Не умеешь, значит, — сказала Варя. — Плохо уговаривала.
— Сама попробуй. Я уступаю, если получится. Дайте я ему налью, и мы с ним выпьем в сенках. Раз не хочет, я же за рукав не потащу.
Вышла Варя. Она сегодня выпила, у нее день рождения, когда бываешь грустнее прежнего. Она взяла его за рукав, приглашая. Он готов был уступить и уже воображал всякое: знакомство с компанией, песни, шутки, все уходят, она глядит на него и задерживает потом в сенях последнего, целует у этих бочек с солеными огурцами, вот такая, не пьяная и не трезвая, легкая, качающаяся, с милыми мягкими губами, именинница.
— Выпьешь за меня, у нас все свои. Ради меня, мне сегодня много лет, ох, — вздохнула она, и в этом вздохе было больше, чем в ином слове и взгляде. — Ну?
— Извините, но нет. Я поздравляю вас, может быть, больше, чем другие, но… я пойду.
— Не хотите, чо ж. Дело хозяйское. Извините, вам, наверно, с нами неинтересно, у вас повеселее бывает.
«Что ты, милая», — думал Мишка.
— Ми-иш! — опять выбежала Онька, пропустила Варю и толкнула дверь нагой. Стало темно.
«Дурацкое положение, — сердился Мишка. — Чего я жду?»
— Миш, ты как девочка, честное слово! Аж стыдно за тебя. Никогда не ожидала. На сцене такой бравый был, а тут… Выпьем, держи! Из кружки, мы из кружки пьем. Ну и Варька обиделась, беда с тобой. Мальчик ты мой.
— Кто-о?
— Мальчик, кто ж еще. Не Гошка же… По всей, по всей.
— Может, пополам?
— Я уже выпила.
Одна ее рука лежала у него на груди, другой она подавала ему кружку.
Он выпил и закусил огурцом. Протянул Оньке кружку, она взяла его руки в свои.
— Холодные они у тебя, — сказал Мишка.
— Сердце зато горячее.
— Ты мне что-то хотела сказать.
— После, после…
— Уходим.
— Оньк! — раздалось в комнате. — Где ты, не ушла?
— Тут я, отвяжитесь.
— Пошли.
— Сейчас, я оденусь.
Мишка подождал ее за воротами. Деревня спала и тревожила.
Онька вышла, подхватила его под руку.
— Завтра все знать будут, что я с тобой шла. Ах, да кому какое дело! Думать да переживать. Не мы первые, не мы последние.
Окна сливались с ночью. В воротах, без слов, Онька подтолкнула его вперед. Тихо отворила сенные двери. Говорили они уже шепотом.
— Что ты мне хотела сказать?
— Я-то? — приблизилась она. — Чо бы ты хотел? — все нежней и откровенней говорила она. — Ты тоже мне обещал чо-то…
— Не помню…