Полина всегда очень густо красилась, и мне с трудом удавалось разглядеть ее саму за тоннами пудры и теней. А когда ее волосы цвета выжженный блонд касались моей шеи, мне и вовсе делалось неприятно, потому что они были очень сухие и кололись, точно солома.
Я тогда сильно разочаровался в сексе и недоумевал, чего с ним все так носятся. В жизни были вещи куда приятнее. Сникерс, например. Или холодное пиво в жару.
Конечно, повзрослев, я немного поднаторел в этом деле, и иной раз мне правда случалось получать кратковременное удовольствие. Но я все равно считал секс вещью переоцененной и излишне распиаренной.
Моего лучшего друга зовут Сева, и его судьба еще более дерьмовая, чем моя. Когда Севе было двенадцать, его усыновила супружеская пара, которая не имела своих детей.
Надо сказать, что подростки на рынке усыновления — товар второго сорта. Все стремятся взять к себе в семью новорожденного отказника или хотя бы малыша до трех лет. Их можно понять. Ведь маленького ребенка гораздо легче изначально воспитать под себя, чем переделывать уже частично сформировавшегося подростка.
Но Севе повезло. У него была неимоверно милая мордашка: синие глаза, пепельные волосы и правильные черты лица. По меркам детдома Сева был настоящим красавцем. А у красавцев всегда больше шансов понравиться взрослым.
Однако семейная идиллия Севы продолжалась недолго. Спустя семь месяцев после усыновления его сдали обратно в детдом. Видимо, супружеская пара поняла, что приобрела товар с брачком и поспешила вернуть его в магазин.
Когда я спрашивал друга о том, каково это, жить в семье, он отвечал, что непривычно. Ему было в диковинку есть не по расписанию, быть одному в своей комнате и осознавать, что кому-то есть до него дело.
Севу выперли за то, что он украл у приемных родителей пятьсот рублей. Поначалу я недоумевал, почему он так лажанулся, ведь нам с самого детства внушали, что быть усыновленным — это наша самая большая мечта.
Но потом я понял, что двенадцать лет детдомовской жизни в жесткой социальной изоляции, в условиях выживания, в отсутствии любви нельзя просто взять и смыть в унитаз. Сева, как и все воспитанники детдома, был жестоким волчонком, не способным ни принимать, ни дарить любовь. Он не доверял взрослым. А с чего ему было им доверять? Его всю жизнь бросали. Он был ненужным, нежеланным.
И вот, оказавшись в семье, Сева не верил в то, что он в безопасности, что он дома. Друг, как и я, просто не знал, что такое "дом". Ему нужны были доказательства родительской любви. И он добивался их довольно изощренными способами: спорил, не приходил домой, напивался, дрался, воровал. Сева словно хотел услышать: "Мы любим тебя, несмотря ни на что. Несмотря на то, что ты жалкий, плохой, девиантный". Это была проверка. Севе просто нужно было убедиться в том, что он им и вправду нужен. Такой, как есть.
Но мир устроен так, что такой, как есть, ты никому не нужен. Никто не хочет любить агрессивного, озлобленного и дикого подростка. Именно поэтому приемные родители Севы и вернули его обратно. Они сказали, что те пятьсот рублей стали для них последней каплей.
Их сложно винить. Эти люди ведь сами не росли в детдоме. Откуда им было знать, что беспризорник и "домашний" ребенок — это как небо и земля, совершенно разные. Им просто хотелось любить, но они не были готовы к тому, что свою любовь придется доказывать.
Если честно, я, как настоящая сволочь, радовался, что Севку сдали обратно. Потому что я по нему скучал. Он был единственным в мире человеком, к которому я испытывал что-то отдаленно напоминающее привязанность.
Нам с Севкой было весело вместе. На уроках мы сидели за одной партой и плевались в девчонок мелкими бумажными шарикам из корпуса ручки. Придумывали прозвища "воспиталкам", а по вечерам рубились в онлайн-игры в компьютерном классе.
По моему рассказу у вас, наверное, сложилось впечатление, что я полный отморозок и совершенно потерян для этого общества. Это, конечно, так, но не совсем.
Как ни странно, с самого раннего возраста мне хорошо давалась математика. Цифры я любил гораздо больше людей. С ними было все ясно как день. Цифры подчинялись простым и понятным законам. Вообще у меня была склонность ко всем точным наукам. Алгебра, физика, геометрия — в этих предметах я плавал как рыба в воде.
Меня постоянно отправляли на всякие олимпиады, и я занимал там призовые места. Один раз даже вышел на российский тур, и мне удалось повидать Москву.
Москва — это, конечно, нечто. Мне кажется, этот город соответствует мне по духу. Он не стремится быть приветливым и милым. Он суровый и требовательный. Но если ты пройдешь все его проверки, то сможешь выплыть к вершине.