Сью села на диван с фотографией в руке, но теперь она смотрела не на нее, а на Диму. Он был жалок. Он плакал, кулаками размазывая слезы, и то и дело сморкался в скомканный платок кирпичного цвета.
– Я не хочу, чтобы он нашелся, не хочу, – твердил Дима. – Она любит его. Ради него она готова на все. Даже океан переплыть, только бы увидеться с ним. Она… она ненормальная, когда любит.
– Дима, прошу тебя, обратись к своим друзьям в КГБ, – сказала Сью, положив руку ему на плечо. – Покажи им фотографии. Вот эту. – Она протянула Диме то самое фото Яна, которое все время держала в руке. – И вот эту. – Сью подняла с пола фотографию Маши с распущенными по плечам волосами. – Завтра займешься этим, о'кей? Если понадобятся деньги, скажи мне. Я богатая, слышишь? Очень богатая. И ничего не боюсь. Надеюсь, ты тоже не из трусливых. Да, знаешь, мне вдруг пришло в голову, что я, быть может, смогу помочь тебе разыскать через Красный Крест сына. Не думай, что я этим самым тебя покупаю, – я все равно разыщу его, даже если ты откажешься мне помочь. Но ты ведь не откажешься, правда, Дима?
Он позвонил ей через два дня и сказал, что хочет показать Коломенское.
Она подъехала туда на такси, нарядная и яркая, как тропическая бабочка, обратив на себя внимание гуляющих в парке людей. Он схватил ее за руку и потащил к реке.
– Ты с ума сошла! Эти совки от тебя просто обалдели. Могла бы одеться попроще. За нами следят.
– Пускай. Тем, кто следит, плевать на то, что у меня красные шелковые штаны от Версаччи, – они будут делать свое дело, даже если я обую резиновые сапоги и надену… как это называется? – ват-ник, да? Но мы тоже будем делать свое дело. Тем более что у вас теперь гласность.
– Его сцапали и послали в Афган с какой-то секретной миссией.
– Когда это случилось? – деловито осведомилась Сью.
– Два с половиной года тому назад. Сперва он прошел интенсивный курс английского, американский вариант, освоил кое-какие восточные единоборства. Потом… Через полтора месяца после того, как его заслали туда, их группу взяли в плен моджахеды, хотя предполагалось, что их возьмут наши.
Дима замолчал и с испугом уставился на Сью. Она никак не прореагировала на его слова. Она соображала.
– Мне крепко достанется, если узнают… Это пока еще государственная тайна, хоть Горбачев и поговаривает о выводе наших войск из Афгана, – бормотал Дима.
– От меня никто ничего не узнает, – заверила его Сью. – К тому же я плевать хотела на политику. Ваши, наши… А что ты узнал про нее?
– Пока ничего. Того человека, с кем я хочу поговорить сейчас, нет в Москве. В наших органах ощущается паника по поводу архивов, но, как всегда, копать начинают с того, что лежит глубже. Я почти уверен…
Он оглянулся по сторонам.
– Здесь никого нет, – заверила Сью.
– Они умеют слышать на расстоянии. Тебе могли незаметно подсунуть ручку, зажигалку – да все что угодно.
Сью открыла сумочку и, покопавшись в ней, сказала:
– Все о'кей. Мои вещи слишком необычны, чтобы эти люди смогли их незаметно подменить. Я не пользуюсь ширпотребом… Ты хотел мне что-то сказать?
– Это всего лишь мои домыслы. Я страдаю бессонницей, как всякий алкоголик с солидным стажем, и последние две ночи перебираю возможные варианты того, что с ней могло случиться в Штатах. Вероятно, это похоже на бред, но ведь в этом треклятом ведомстве не все такие идиоты, какими их изображают в ваших книгах и фильмах. У моего деда, к примеру, мозги работали как компьютер.
– Кто-то знал, что Маше очень дорог Ян и наоборот, и решил…
– Да. Для того чтобы он согласился участвовать в этой странной… игре, ему могли дать понять, что жизнь дорогого ему человека зависит от него. Я немного знаю Яна – крепкий мужик и себе на уме.
– Я так и знала, – прошептала Сью. – Видимо, они следили за ней все эти годы.
– Ее отец был несколько раз в России. Мне говорил об этом дед. В последний раз он прожил здесь несколько лет, был женат на русской женщине…
– Опять! – вырвалось у Сью. – Но ведь он состоит в браке с моей матерью, которая в ту пору еще была жива.
Дима усмехнулся.
– Я тоже все еще состою в браке, хоть дед и сумел сделать чистый паспорт. Законы, которые действуют во всем мире, пробуксовывают у нас.
– Отец тоже пропал в Афганистане, – сказала Сью.
– Не семейка, а детективный роман. – Дима попытался улыбнуться, но вместо этого скривил рот в жалкой гримасе. – И Ванька там же. Дед, сын, внук…
Уголки его губ задергались, и Сью, испугавшись, что у Димы начнется истерика, поспешила сказать:
– Есть идея. Никогда в жизни не была в настоящем русском цирке. Если у тебя нет других планов на вечер, пожалуйста, будь моим спутником.
Она посмотрела на Диму слегка кокетливо, но в то же время не переступая определенной грани. Все-таки он был мужчиной, хоть и приходился ей родственником. Сью хотела сохранить с ним дружеские отношения.
Сейчас она как никогда верила в то, что найдет сестру.
– Она в Ленинграде… Там есть больница… Это психушка, но там отдельные палаты, которые охраняют, – слышала Сью в трубке срывающийся голос Димы. – Ты… ты ее найдешь. Адрес… – Он продиктовал его по-русски, и Сью намертво запомнила незнакомые слова и их последовательность.
– Я к тебе сейчас приеду, – сказала она, вскакивая с постели.
– Нет. Я звоню с вокзала. Я уезжаю. Далеко и надолго. Удачи тебе.
В трубке раздались гудки.
Если бы не они, Сью бы наверняка решила, что это сон. Она взглянула на часы. Четыре двадцать две утра. Синеву неба над городом уже слегка разбавил рассвет. Снова и снова она мысленно повторяла услышанный от Димы адрес, чувствуя интуитивно, что бумаге его доверить нельзя. Нужно позвонить Берни и сообщить о том, что она едет в Ленинград. Рука Сью непроизвольно потянулась к трубке. Нет, она сделает это потом, откуда-нибудь с улицы – наверняка ее люкс оснащен по первому классу всей этой мерзостью. Они не должны знать о ее намерениях.
Она позвонила Дэну Осборну и попросила его немедленно приехать.
– «Вещи не бери – купишь что надо там, – поучал ее Дэн. Они общались при помощи бумаги и шариковой ручки. Вслух произносили изредка «О, darling»[2] или «My baby».[3] Дэн даже поерзал задницей и несколько раз на ней подпрыгнул, и Сью с трудом удержалась от смеха. – Фирменный поезд отходит через два часа. – На отдельном листке бумаги он написал ей несколько телефонных номеров. – Это на всякий случай. Мои друзья. Портье скажешь, что едешь за город. Заплати за трое суток вперед. Надень джинсы и свитер, – поучал он ее в письменной форме. – Минимум косметики». – О, my sweety![4] – вдруг воскликнул он, комично скривив лицо. – «Тебя встретит Стив – я ему позвоню. С ним можешь быть откровенной».
…С вокзала они поехали по тому адресу, который сообщил по телефону Дима. Трехэтажное здание утопало в зелени и тополином пуху. Забор производил впечатление – высокий, оштукатуренный, покрашенный в желтый цвет.
– Здесь уже побывала группа правозащитников, – сообщил Стив. – После их визита выписали нескольких человек. Один из них через некоторое время убил молотком собственную жену.
– Забавно. В качестве кого ты собираешься меня туда провести?
Стив с нескрываемым удивлением и даже восхищением посмотрел на эту красивую, выхоленную женщину. Зачем ей это? Богатые американки, насколько ему известно, начинают интересоваться политикой лишь тогда, когда их мужья вступают в предвыборную кампанию.
– Послушай, Стив, – сказала Сью, положив руку на сгиб его локтя. – Это не каприз и не рекламный трюк. Я узнала, что за этим забором держат мою родную сестру. Я вызволю ее оттуда, чего бы мне это ни стоило.
Стив недоверчиво присвистнул.
– Она американская подданная? – поинтересовался он.
– И советская тоже. Думаю, ее никто не лишал гражданства.
– Запутанная история, – прокомментировал Стив, выслушав краткий рассказ Сью. – Имя твоего отца мне известно. Думаю, в КГБ знают, чья ты дочь.