– Зачем оно тебе? – удивился Эдвард. Он был католиком и даже изредка посещал мессы, но никогда не думал о Боге всерьез.
– Нужно, – упрямо заявила Ив. – Именно благословение, а вовсе не отпущение грехов, как ты можешь подумать. – Она сняла платье и швырнула его на пол, оставшись в узких трусиках и чулках с ажурной резинкой и маленькими красными бантиками по бокам. У нее уже начал обрисовываться живот, и Эдварда это обстоятельство ужасно возбуждало. – Я хочу, чтобы папа благословил мое прошлое. – Она хрипло рассмеялась. – Я буду всем рассказывать об этом. А когда попаду в Россию, обязательно расскажу Старковой и тому козлу, который трахает ее за деньги, квартиру, за то, чтобы сниматься в кино и играть в театре героев-любовников, а сам при этом говорит, что любит, как родную мать, и никогда не бросит. Тэд…
Она подошла, прижалась к нему, обвила руками за шею и затихла.
– Я хочу тебя, – прошептал он.
– Знаю. Малыш сегодня зашевелился, – прошептала Ив. – Это твой ребенок, Тэд. Пускай его сделал другой, но ты после этого столько раз орошал меня своей спермой… Она у меня уже в крови, а он питается этой кровью.
– Я знаю, – сказал Эдвард, увлекая Ив в сторону дивана.
– Почему ты не женился на мне до сих пор? – спросила она, поднимая на него свои большие серые глаза.
– Мне… мне как-то не приходило это в голову, – шептал Эдвард, продолжая пятиться в сторону большого кожаного дивана.
– Нет, я не хочу там – давай на ковре, – сказала она, подгибая колени. – Тэдди, я буду замечательной женой, и тебе не придется со мной скучать. Я тебе обещаю это торжественно и на полном серьезе, как выражаются в той Тмутаракани, откуда я, как выяснилось, очень даже по делу слиняла.
Ив Тэлбот благополучно разрешилась мальчиком, которого назвали Брюс Александр – оба имени придумала Ив. Она лежала в отдельной палате лучшей парижской клиники, окруженная букетами орхидей. Эдвард, как и все цивилизованные мужья, присутствовал при родах и сейчас чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Он бросил работу в клинике, и последние четыре месяца они путешествовали по Европе, останавливаясь в лучших отелях или же снимали виллы.
Ив вдруг протянула мужу руку и сказала:
– Дорогой, нам нельзя будет заниматься сексом целый месяц. Разумеется, я буду ласкать тебя всеми возможными и невозможными способами, но я не хочу, чтобы ты потерял форму. В Париже уйма мест, где можно хорошо потренироваться и набраться опыта. Ты обещаешь мне посетить хотя бы парочку из них?
– Я… я боюсь без тебя, – пробормотал Эдвард.
– Глупости, медвежонок. В этих заведениях работают очень опытные и ласковые женщины. Они обучат тебя тому, чего не знаю я.
– Но… существуют всякие болезни. Этот AIDS…
– Там заниматься сексом гораздо безопасней, чем с какой-нибудь коллегой по работе, которая ходит к гинекологу два раза в год, а то и реже. Там их проверяют чуть ли не каждый день.
– Послушай, Ив, мне что-то не хочется, – хныкал Эдвард. – Лучше я схожу в оперу или в Лувр.
– Дурачок. Туда мы сходим вместе, если захочется. Пользуйся случаем, пока твоя жена лежит в клинике.
– Ладно. Но только сегодня я… я чувствую себя не совсем в форме. Голова болит и…
– Маленький притворщик, – сказала Ив и погрозила мужу пальчиком. – Со мной этот номер не пройдет. Завтра я заставлю тебя рассказать все, что ты чувствовал. Причем в деталях. Если ты думаешь, что мне можно наплести кучу небылиц, ты очень ошибаешься, мой медвежонок. Поцелуй на прощание свою любимую женушку, и полный вперед. Только сперва проконсультируйся с нашим ночным портье Жоржем. Этот пройдоха наверняка знает, где пошикарней обслуживают. Передай ему от меня привет. – Она вздохнула. – Доктор Ксавье говорит, что моя вагина очень скоро станет такой же пластичной и чувствительной, как раньше. Но я, помню, читала где-то, что женщина, родившая второго ребенка, становится менее чувствительной и ей труднее достичь оргазма. Правда, в другой книжке пишут наоборот…
Она закрыла глаза и погрузилась в сон.
Эдвард тихонько встал и направился к двери. Ему не хотелось идти в публичный дом, но он не мог ослушаться Ив.
Маленький Брюс Ли – так звали его родители – был отдан в полное распоряжение кормилицы и няньки, хотя раза два в неделю Ив, нарядная, благоухающая дорогой косметикой и духами, заходила в детскую и, склонившись над колыбелькой, с самодовольной улыбкой вглядывалась в черты младенца. Она как будто пыталась что-то для себя решить и все никак не могла это сделать. Эдвард навещал ребенка несколько раз в день. Прислуга утверждала в один голос, что Брюс Ли – вылитый отец.
– Нет, все-таки это не папашкин сын, – сказала как-то Ив, когда мальчик открыл глаза и скривил свой беззубый ротик в похожей на улыбку гримасе. – И не Пашки Колодного. Черт побери, чей же тогда? – разговаривала она сама с собой по-русски. – Неужели папашкиного замполита? Бедный мальчик! У того типа харя похожа на гибрид свиньи с бульдогом. Сучок, правда, большой и крепкий, да только дураку достался. Ну-ка, покажи свой сучок. – Она отвернула одеяльце, отогнула подгузник. У мальчика был довольно длинный член, хотя Ив ни черта не смыслила в членах младенцев. Она подозвала кормилицу-итальянку и спросила у нее, что она думает по этому поводу. Женщина широко улыбнулась и сказала:
– Bene. – И тут же добавила: – Molto bene.[11]
– Черт, скорее всего это работа замполита, – процедила сквозь зубы Ив. – Надо же: сунул, вынул, ущипнул за задницу и готов ребеночек. Ну и умелец факовый…[12]
– Скукотища в Европе такая же, как и в Америке, – говорила Ив Эдварду, загорая на пляже нудистов в Сен-Тропезе. Она заметно пополнела за последнее время, а волосы теперь красила в медно-золотистый цвет – таковы были требования последней моды, а моду Ив уважала. – Эх, видели бы меня бывшие приятели и эта жопа Старкова со своим провинциальным трахалем. Как жаль, что они меня не видят, – сокрушалась она. – Нет, ну это просто такая обида! – Она повернулась на другой бок. – Они бы сдохли от зависти. Ну а бабье из театра, те бы просто… – У нее явно не хватало слов. – Только они, гады, ни за что не поверят, что муж у меня самый настоящий американский миллионер. Тэдди, а ты мог бы сделать себе удостоверение миллионера? Ты больше похож на официанта или конторского клерка. – Она перевернулась на спину и вздохнула. – Не житуха пошла, а стоячее болото: никто тебе не завидует, анонимок не строчит, не интригует и даже на хер не посылает. Я потолстела килограммов на десять. Нет, Тэдди, тут просто невозможно жить…
После обеда она спровадила мужа в казино, а сама спустилась в бар отеля. Вечер был душный. В воздухе пахло озоном и грозой.
Ив заказала фирменный коктейль и, потягивая пахнущее ванилью густое розовое пойло, разглядывала посетителей бара. В основном эта была молодежь. Парни показались ей хилыми и узкоплечими. Вообще французы и итальянцы, думала Ив, в постели берут своим мастерством, а не природными данными. А потому, сделала вывод она, не может быть среди них гениев секса. Американцы же довольно однообразны в любви. Что касается русских…
Ив вздохнула, отодвинула от себя коктейль и велела официанту принести on the Rocks.[13]
Да, русских, по крайней мере многих из них, природа-мать одарила от души, размышляла Ив, закуривая сигарету и пытаясь «словить кайф». Вот только пользоваться своими приборами они, как правило, не умеют. Образно выражаясь, все еще работают по старинке – молотком и кувалдой, в то время как французы давным-давно овладели электронной техникой. Даже эти недоделанные американцы начинают постигать ее азы.
Затуманенный взгляд Ив упал на вошедшего в бар японца. Парень был невысок ростом, к тому же очкарик, зато под плавками у него явно кое-что было. Ив пока еще не приходилось иметь дело с японцами, что она считала пробелом в своем образовании. Японец поймал ее взгляд и сел на соседний табурет.