Он лежал и смотрел в окно. Он ждал Анну. Такое с ним было впервые.
Она показала ему комнату Паоло, его книги, игрушки, велосипед. Она рассказывала ему о нем все что помнила. А помнила она немало, поскольку была одиноким человеком и жила воспоминаниями. Анна попросила Ивана рассказать о его детстве. Он сбился через минуту. Он вроде ничего не забыл. Он помнил, как звали его родственников, помнил, где что стояло в квартире в Москве и в доме отца в Плавнях. Помнил лица друзей, знакомых, какие-то события из своей жизни. Но это была чужая жизнь, и ему совсем не хотелось о ней говорить.
Зато он любил слушать Анну.
– Ты говоришь, что встретила меня через год после смерти Адриано. Мне кажется, я не мог появиться раньше именно из-за него, – как-то сказал он.
Она крепко прижала его к себе…С паспорта, который принесла ему Анна, на него глянуло знакомое лицо.
– Знаешь, а он мне нравится, этот Паоло, – сказал он, всматриваясь в фотографию. – Отличный парень.
Он поднял глаза на Анну и улыбнулся.
Она возила его к родственникам, каждый раз к новым. Казалось, весь город был населен родственниками Анны Каталаньи.
– Паоло нашелся, – говорила она им с порога и вела его в глубь комнаты. – Он тогда не утонул. Мы ведь так и не нашли его тела, помните? Его возвратила мне святая Мадонна. Мой Паоло… Смотрите, какой он красавец.
Они разглядывали его – доверчиво и не очень. Но всем без исключения он нравился. Это было видно по их лицам.
В машине Анна говорила:
– Они хитрые. Но я заставлю их поверить. И Пьетро хочет, чтобы они поверили. И тот человек Скарафаджио, который распорядился убить Адриано, он тоже хочет, чтоб они поверили. Так что им придется это сделать.
Она купала его. Он был еще слаб, и Анна боялась, что ему может сделаться плохо.
– Я помню эту родинку. Она была с маковое зернышко, а теперь стала почти с вишневую косточку. О, я очень хорошо помню эту родинку. – Она прижималась к ней щекой. – У моей матери была родинка на этом месте. Моя мать была урожденная Джиротти. Это очень древний и славный род.
Она намыливала ему спину рукавицей, сплетенной из какой-то жесткой травы. Он думал о том, что многие из парней, с которыми он ходил в плавание, брали с собой фотографии матерей. Он сказал Анне:
– Я хочу, чтобы ты сделала свое фото.
– Я всегда буду с тобой. Зачем тебе мое фото? Она шутливо шлепнула его ладошкой по спине.
– Нет, прошу тебя. Обещай, что сделаешь свое фото.
Он не отставал, пока она не пришла и не положила на тумбочку возле его кровати три цветные фотографии.
– Тебе идет с распущенными волосами, – сказал он, рассматривая их. – Почему ты носишь этот старческий узел?
– Я вдова. Меня обязывают к этому. Все эти люди. – Она вдруг закрыла глаза и что-то прошептала на каком-то диалекте. Он не знал этого диалекта, но понял, что она сказала.
– Почему ты их ненавидишь? – спросил он.
– Они хотят моей смерти. Чтобы получить наследство. Но теперь у меня есть ты. Все достанется тебе. Так сказал Скарафаджио.
– Но ведь он отдал приказ убить Адриано.
– Скарафаджио был моим любовником, – сказала Анна.
– Был? А сейчас?
Она уловила нотки ревности в его голосе и рассмеялась.
– Сейчас мне не нужен никто.
В ту ночь он вспомнил Ингу и дом у реки. Он больше не испытывал чувства вины за ее смерть. То была чужая жизнь. Книга, которую ему довелось когда-то прочитать. Он не все в ней понял. Вспоминая, он перечитывал заново некоторые страницы.
За окном шумел дождь.
Человек, которого звали Иваном, любил девушку по имени Инга. Он хотел, чтобы она принадлежала только ему. Отец Ивана тоже ее хотел, хоть любил другую женщину, мать Ивана…
У него закружилась голова. Он захлопнул книгу.
Но она лежала под подушкой, и он все время думал о ней. И в конце концов снова ее раскрыл.
Отец Ивана хотел, чтобы Инга умерла, но он никогда бы не смог убить ее сам. А Иван смог бы?..
Он стрелял в Афгане в женщин и детей. Но то был другой Иван. Потому что Инга к тому времени погибла.
Отец Ивана хотел, чтобы Инга…
Он пропустил несколько страниц.
Нонна, жена отца Ивана, хотела, чтобы Инга умерла. Она ревновала ее к мужу.
Она сказала Ивану, что он выпил вместо анальгина алголизин.
Она работала фельдшером. Она была очень сильная. Чугунный якорь такой тяжелый…
Нет, она бы не смогла его поднять, если бы… Он захлопнул книжку и крепко заснул.
Анна кормила его из серебряной ложечки яйцом всмятку. Обоих это забавляло. За кофе они смотрели друг на друга.
– Мама, – вдруг сказал он, – я хочу уехать отсюда.
Она вздрогнула, но сказала спокойно:
– Обязательно уедем, мой любимый. Мы поедем путешествовать. А когда вернемся сюда…
– Мы не вернемся сюда, – перебил он ее. – Мы купим дом в Неаполе. Я очень люблю Неаполь.
– Хорошо. – Она поставила на блюдце недопитую чашку с кофе, вытерла рот салфеткой и встала.
– Когда мы едем? – спросил он, зевая и беспечно потягиваясь.
– Я съезжу к Пьетро. Он даст денег.
– Но ведь ты говорила, будто у нас много денег. – Он стал насвистывать «Casta diva»[32] – эту арию здесь пели все, вплоть до портовых грузчиков. Но он вспомнил ее по другой причине: то была музыка его детства.
– Это твои деньги. Пьетро не хочет, чтобы мы их тратили.
– Ха, не слушай этого индюка Пьетро, хоть он мне и родной дядя. Деньги нужно тратить, а не копить.
– Они тебе пригодятся, – возразила Анна.
– Я хочу потратить их вместе с тобой. – Он встал и, положив ей на плечи руки, заглянул в глаза. – Давай уедем сегодня?
Она выскользнула из его объятий.
– Завтра, – сказала она. – Сегодня мы уже не успеем на самолет.
– Из Палермо есть прямой рейс в Неаполь.
Ночью.
– Нужно найти человека, чтоб присматривал за домом и садом. А главное – кормил кошек.
– Запри этот дом. Кошки прокормят себя сами. Ма…
Она обернулась. Он смотрел на нее испытующе и будто с сожалением.
– Все будет хорошо, бамбино. – Анна схватила с вешалки плащ. – Я закажу билеты.
Она выскочила на улицу.
Он слышал, как быстро стучат по плитам ее каблучки.
Он гулял в саду, когда раздался телефонный звонок. Он вскочил в окно и снял трубку.
– Бамбино, я не смогла выполнить обещание. Мы улетим завтра. О'кей?
– Но почему?
На другом конце провода послышался какой-то странный звук – точно там запустили на большую скорость магнитофонную пленку.
– Нет билетов, – ответила Анна с интонацией автоответчика. – Нет билетов, понимаешь? – повторила она почти нормальным голосом.
– Понимаю. – Он внезапно почувствовал облегчение. – Но завтра мы обязательно улетим, о'кей?
– О'кей, бамбино.
В трубке послышались гудки.
Он зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало.
– Все о'кей, – сказал он своему отражению. И стал мыть руки.
Эту заметку он прочитал уже в салоне «Боинга-747», выполняющего рейс Неаполь – Рим – Лос-Анджелес:
«Вдова Адриано Каталаньи, убитого год и три месяца назад в Сиракузах (Сицилия) местной мафией, сорокатрехлетняя Анна Джулия Каталаньи пыталась вчера ночью убить чугунным утюгом своего сына, двадцатитрехлетнего Паоло Федерико Каталаньи, которого нашла после долгой (шестнадцатилетней!) разлуки в палате смертников муниципальной больницы Святой Елены и самоотверженными усилиями вернула к жизни. К счастью, молодой человек еще не спал и сумел уклониться от удара. Он выпрыгнул в окно и убежал, а обезумевшая Анна Джулия молотила утюгом его постель. Потом она выскочила на улицу и с криком: «Бамбино, я не виновата!» – бросилась под проходивший мимо автобус. Женщина умерла за несколько минут до приезда «скорой помощи» и полиции. Очевидцы слышали, как она звала своего сына Паоло и проклинала какого-то Пьетро. Судя по всему, этот человек, Пьетро Гульельми, ее родной брат, по слухам, связанный с мафией Скарафаджио.[33] (Кто скрывается под этой странной кличкой, никто толком не знает.)