Однажды, когда они пили шампанское на веранде уютного ресторанчика на Елисейских полях, празднуя очередной из многочисленных юбилеев их удивительного союза, Юнис неожиданно сказала:
– Я перехитрила саму себя. Весело, правда?
– Что ты сделала, родная?
– Я в тебя по-настоящему влюбилась. И теперь уже поздно что-либо изменить.
– Но ведь ты призналась мне в этом чуть ли не в первый день нашей встречи.
– Я тебе бессовестно лгала.
Он расхохотался, откинувшись на спинку плетеного кресла.
– Маленькая лгунья сделала меня таким счастливым, – сказал он, беря ее руку в свои. – А я-то думал… – Он на мгновение нахмурил брови. – Увы, на этом свете не бывает ничего вечного.
Юнис вздохнула и осторожно высвободила свою руку.
– В чем дело? – удивился Бернард. – Я тебя обидел?
– Нет. Сейчас обидеться предстоит тебе. – Она достала из сумочки конверт и протянула его Бернарду. Он машинально открыл его, достал цветные фотографии и вдруг изменился в лице.
– Откуда у тебя ее фото? – спросил он, внимательно вглядываясь в лицо Юнис.
– Угадай.
Она лукаво улыбалась.
Бернард рассматривал фотографии. На одной из них Маджи стояла в обнимку с высокой девушкой с длинными волосами жемчужно-пепельного цвета, повернувшись к ней вполоборота.
– Ты – Сьюзен Тэлбот, – вдруг сказал Бернард. – Ты хотела уничтожить меня. Ты… Нет, я отказываюсь что-либо понимать.
– Я тоже, – кивнула она. – Я все провалила.
– Нет, ты меня на самом деле уничтожила. Потому что прежнего Бернарда Конуэя больше не существует. Ты вылепила из меня кого-то по своему желанию и вкусу.
– Та кассета, которую ты хранишь в сейфе, это… Бернард нахмурился.
– Да. Там мы занимаемся любовью. И она признается, что любит другого. Человека по имени Ян. Последнее время она была уверена в том, что он ей не брат по крови. И говорила об этом, особенно когда мы курили марихуану. Она всегда мечтала соединиться с ним.
Сью схватила Бернарда за руку и прошептала:
– Теперь я знаю точно, что она жива. И мы с тобой ее найдем.
– С трудом догнал тебя. Уф… Плаваешь, как дельфин, моя красавица.
Лиззи перевернулась на спину и внимательно посмотрела на загорелого парня, плывущего чуть сбоку и сзади от нее. Она уже где-то его видела, а потому совсем не испугалась. К тому же парень так приветливо ей улыбался.
Прозрачные голубые волны Атлантики ласковым теплом омывали их тела. Пляж с расположенными на одной линии отелями и виллами казался таким далеким и будто игрушечным.
– Меня зовут Джимми, – сказал парень на вполне сносном английском. – А ты Лиз, Элизабет. Я буду звать тебя Элиза, можно?
– Да, – сказала Лиззи, щурясь от ослепительно ярких лучей солнца. – Ты испанец?
– Нет конечно. – Джимми рассмеялся, и его черная в мелких завитках голова на какое-то время исчезла под водой. – Почему ты так решила? – спросил он, выныривая на поверхность. Лиззи невольно отметила, что завитки его волос сохранили прежнюю форму – в них лишь поблескивали капли воды.
– Можно потрогать? – спросила она и, не дожидаясь разрешения, провела ладонью по затылку Джимми. – О-о-о, – вырвалось у нее. – Я еще никогда не…
Она замолчала и отдернула руку. Ей показалось, будто от волос Джимми исходили разряды электричества.
– Чего ты испугалась? – Он схватил ее за руку и притянул к себе. Под ними была светло-голубая бездна. – Ты тоже не американка, – сказал Джимми, без тени смущения разглядывая ее. – Хоть и болтаешь на английском без акцента. Вот твоя мать – стопроцентная американка. Тоже очень красивая. – Джимми зажмурился, словно был ослеплен воспоминанием о красоте Сью. – Но ты мне нравишься больше, – неожиданно заключил он. – И мне безумно хочется тебя поцеловать. – Он тут же впился губами в ее губы, и оба мгновенно очутились под водой. Лиз барахталась, пытаясь высвободиться из цепких объятий Джимми. Когда их головы снова оказались на поверхности, он сказал как ни в чем не бывало: – Этим лучше заниматься на волнорезе. Поплыли?
Она послушно плыла за ним. Метрах в пятидесяти от берега длинные каменные руки волнорезов почти сходились вместе, защищая пляж от волн. Джимми вскарабкался на большой камень и помог выбраться из воды Лиз.
Вокруг было пустынно. Тишину нарушал лишь плеск волн о камни. Джимми крепко стиснул ладонь девушки.
– Хорошо, правда? – сказал он. – Иногда мне кажется, будто меня родили не отец с матерью, а Атлантический океан. Ты тоже его любишь?
– Да, – выдохнула Лиззи и попыталась высвободить свою руку.
– Зачем? – удивился он. – Ты моя девушка. Я тебя не отпущу. Разве тебе плохо со мной?
– Хорошо, – не колеблясь ответила та, – но я… я совсем тебя не знаю.
Он обнял ее, привлек к себе и поцеловал в губы, заставив их раскрыться. Он проник своим горячим упругим языком глубоко в ее рот и стал нежно ласкать нёбо.
Голова закружилась, и Лиз стала медленно заваливаться на горячий камень. Но прежде чем ее спина коснулась его поверхности, Джимми успел подложить свои руки, и Лиз вся очутилась в его объятьях. Она закрыла глаза, чувствуя, что сопротивляться бесполезно. Ей этого и не хотелось.
– Теперь ты меня знаешь? – прошептал Джимми, едва оторвавшись от ее губ. – Как же ты красива… Я влюбился в тебя с первого взгляда. Ты моя, слышишь?
– Да, – покорно ответила девушка и, подняв веки, посмотрела Джимми в глаза. Ей показалось, они лучатся, и их лучи проникают глубоко ей под кожу, вызывая странный жар.
Он быстро встал, не выпуская ее из своих рук, и сказал:
– Сегодня ночью приобщу тебя к серфингу. Будет полнолуние. Ты знаешь, что такое серфинг?
Она кивнула.
– Я видела, как мальчишки ныряют в волны, обхватив дощечку. Я тоже хочу научиться. Я… я должна быть такой же ловкой, как ты.
И она, вдруг ощутив робость, опустила глаза.
Джимми взял ее за запястья и поднес поочередно к своим губам ее ладошки, нежно поцеловав каждую в то место, где близко сходились линии жизни и любви.
– У тебя никогда не было приятеля? – утвердительным тоном спросил он, и когда она замотала головой, сказал серьезно и даже печально: – А ведь я мог опоздать. Но я, кажется, успел вовремя. – Он запрокинул голову и рассмеялся, обнажив белоснежные зубы. – Хвала и слава всем богам!.. Сколько тебе лет, Элиза?
– Шестнадцать, – сказал она.
– Я думал, тебе нет пятнадцати. А мне скоро двадцать четыре. Слушай, у меня перерыв кончается. Надо спешить – этот очкарик вычитает по песете за каждую минуту опоздания. Презираю очкариков. Он напоминает мне одного профессора биологии из Неаполитанского университета. Поплыли, а?
Они одновременно нырнули в воду и поплыли к берегу, держась рядом.
Оба вдруг испытали страх потерять друг друга. Но они еще не умели выразить это словами.
Тело Лиззи было в синяках и ссадинах, зато душа ликовала. Получилось!
Она бесстрашно нацеливала нос своей доски на самую высокую волну и, подхваченная ею, визжала, как настоящая дикарка. Не от страха – от восторга.
Когда Джимми стянул с нее на берегу грубую парусиновую рубаху и джинсы и увидел в свете луны эти ссадины, он готов был рвать на себе волосы. Но Лиззи сказала:
– Это мои трофеи. Я буду ими гордиться.
Она надела длинную широкую юбку.
– Хочешь, я покажу тебе свой дом? – Джимми взял девушку под руку.
– Хочу. Я еще не была в глубине острова.
– Откуда ты знаешь, что я живу там? – изумился Джимми и, прижав Лиз к себе, нежно поцеловал в мокрую макушку.
– Сама не знаю. Мне кажется, я представляю и как ты живешь.
Небольшой джип Джимми наматывал на свои могучие колеса километры извилистой дороги.
– Асфальт положили еще не до конца. Держись, – предупредил Джимми, и машину подбросило вверх, качнуло, швырнуло вбок. Запахло пылью и какой-то травой.
Они остановились возле небольшого трехэтажного дома в ряду таких же домов, стоящих вдоль узкой улицы без тротуаров. Почти во всех окнах было темно.