Выбрать главу

— Это да, — согласился капитан. — Это я так, вообще. Так сказать, в широком смысле. О делах земных толкую. И о телах бренных…

— Понятно.

«Ветер северо-восточный, снежинки маленькие, злые, колючие… Такая весна похолодней зимы!»

Наглядевшись в окно на свой любимый Скатертный переулок, Антонина Викторовна с удовольствием снова распаковала приготовленный для ломбарда мех. Каждую весну она непременно сдавала на специальное хранение — в холод — свои шубки, горжетки, палантины… Мех любит холод! Попробуй оставь его на лето в душных жарких шкафах, и к осени он поникнет, станет скучным… А тут! Антонина Викторовна с удовольствием уткнулась лицом в серебристый мех палантина… Хорош! Как кошка у Сеттон-Томпсона, которую специально держали в клетке на холоде.

И удивительное дело: мех еще хранил запах давних — давнишних, уже и флакон-то опустевший выкинула — духов. Что значит дорогие! Все, что дорого, — живет годами: мех, духи… Конечно, нынче у нее уже на такие духи духу не хватит… Ха-ха, каламбур! Не хватит духу выбросить такие деньги на духи, то есть на каприз. Нынче она уже не та… Стара, бедна. Но все-таки кое-что еще… Кое-что осталось.

Она довольно улыбнулась, ей всегда было грустно расставаться с ними — весна получается холодная, еще поношу! — развесила меховые вещи в шкафу. Рано, рано еще относить мех на хранение — зима не закончилась…

С удовольствием оглядела ровный ряд «плечиков»… Да уж: Гринпис упал бы в обморок! Ну что делать, пусть простят ее нынешние «зеленые» и всякие прочие «защитники животных»: зима — это запах духов, шоколада, шорох театральной программки… И это непременно меховая шубка, которую предупредительный, привыкший к чаевым гардеробщик накидывает на плечи после спектакля… И тогда совсем не страшно отворять тяжелую массивную с бронзовой ручкою дверь и выходить из шумного жаркого театра на заснеженную улицу. Напротив, хорошо… Хорошо идти заснеженным переулком, смотреть, как медленно падает снег в светлых кругах фонарей, чувствовать после душного сидения в зрительном зале прохладу снежинок на лице… И эта тридцатиминутная прогулка до дома после спектакля — тихим Центром — полноправное продолжение театрального вечера, его необходимая составная часть… В театр ходят, а не ездят.

Так же, как лето — это пляжный зонтик, варенье, зима — это театр, шубка, запах духов и морозного воздуха… Сезон не закончился.

Налюбовавшись содержимым шкафа, Антонина Викторовна плотно прикрыла орехового дерева дверцы, повернула дважды крошечный ключик и, оставив его, как обычно, в замке, отправилась заваривать себе чай.

Старость для мудрого человека — это время наслаждаться подробностями… Мелочами, нюансами. В молодости бежишь, летишь, мчишься сломя голову. И столько пропускаешь! Столько пропускаешь красивого, замечательного, достойного внимания. Антонина Викторовна вздохнула, наблюдая, как, тяжелея и кружась, опускаются медленно на фарфоровое дно зеленые листочки чая «Санта-Барбара», который она так любила покупать, питая необоримую слабость к одноименному сериалу.

Потом она расстелила так же со вкусом, не спеша, как заваривала чай, белоснежную салфетку на ломберном с гнутыми ножками столике возле окна… Поставила на нее роскошную английскую чашку с двумя скрещенными голубыми мечами на донышке… На две трети наполнила ее свежим чаем. Полюбовалась… И села раскладывать карты…

В карты Антонина Викторовна не играла, но она обожала пасьянсы. И старинный ломберный столик подходил для этого занятия как нельзя лучше…

Подходил, как платья, которые когда-то шила Антонине Викторовне ее давно уже умершая портниха. Раньше умели это делать — вещи, которые удобны. Вещи «под тебя», которые сидели, как влитые, подходили точка в точку… Вот как этот столик: села за него — и до полуночи хоть не вставай…

За окном падал снег, вечерело. Голубоватый свет сумерек ложился на глянцевую поверхность карт.

«Ах, что за чепуха…» — Антонина Викторовна раскинула колоду снова.

Опять! Пиковый валет — молодой человек в бархатной шапочке — выскакивал то и дело непонятным образом и мешал ей все хорошие карты, омрачая приятное будущее, которое прочила ей судьба посредством глянцевой колоды.

Задетая за живое и увлекшись противоборством с судьбой, Антонина Викторовна раскидывала колоду вновь и вновь. Уже сердясь и заходясь в азарте. Хотя знала, что делать этого никак нельзя. Если выпадает знак — не надо стараться перехитрить, переиграть. Не надо ни в коем случае повторять, пытаясь добиться иного, благоприятного, расклада. Уж как выходит, так и выходит.