Кроме того, Аня поняла, почему следователь так вяло реагировал на труп…
Собственно, чего уж тут, в самом-то деле, реагировать?!
Эти мумифицированные, изъеденные крысами пугающие экспонаты, на которые, по словам молодого человека, виолончелиста, он натыкался сплошь и рядом, и после обнаружения не интересовали никого, кроме самого пытливого исследователя чердаков…
Труп на московском чердаке явно не был той находкой, которая была бы способна поразить воображение милиционера.
Вывод был неутешительный: если бы Анна не разыскала Федорыча, если бы Федорыч не рассказал про чердак и не указал его местонахождение, то… Бедное, изъеденное крысами тело Джульетты могло бы оставаться там до бесконечности — не погребенное, не преданное земле…
Ясно было, что тот, кто отнес его туда, чувствовал себя в полной безопасности… После того, как он избавился, по его мнению, от случайных свидетелей-бомжей, никто не мог ему помешать… В лучшем случае какой-нибудь странный виолончелист с редчайшим — одним на всю Москву! — хобби — исследование чердаков.
Жди, когда такой доберется до этого самого чердака. Один шанс из тысячи.
Разумеется, Светлова — охота пуще неволи! — последовала примеру виолончелиста. И предприняла в ближайшее же время экскурсию по чердакам.
…Архитектурный московский стиль под названием «нечаянная радость». Так называется церковь во Владыкине… Хаотичная застройка — никогда не знаешь, что тебя ждет.
Эти дома в Замоскворечье застраивались по-купечески экономно, один к одному, впритык… Так, что одна из стен у них была общей. И чердаки их соединялись.
Когда Светлова, вся в паутине, добралась до конца анфилады, она, с полным ошеломлением, обнаружила, что находится не просто в том самом доме, где Джульетта снимала квартиру, но и в том самом подъезде…
Пролом в стене, из которого Светлова выбралась, явно заделывали раньше, а потом проламывали, очевидно, снова — причем не один раз. Он был какой-то явно многоразовый.
Это означало, что на чердак Джульетта могла попасть и отсюда… То есть на нее могли напасть и в подъезде… И что? Проломили в стене дыру? Или побегали с трупом или бездыханным телом по этажам, добежали до последнего, увидели — очень кстати! — дыру, протащили тело через все чердаки… А потом с другого конца оборудовали дверь с замком?
Но если это не так… тогда…
Ане стало как-то нехорошо.
Секретарь главного режиссера театра «Делос» Кирилла Бенедиктовича Дормана — милая симпатичная и очень миниатюрная — само изящество! — девушка по имени Вика Цвигун вместо того, чтобы хлопотать, как обычно в это утреннее время, у кофеварки, с удобством расположилась в кресле напротив стола своего шефа.
— У тебя такой вид, как будто ты надолго… — заметил Дорман, скользнув глазами по ее вальяжной позе.
— Не ошиблись. Серьезный разговор требует времени и обстоятельности.
— Любопытно… Что за разговор? — спросил Дорман, впрочем, без особого интереса в голосе.
— Что-то неважное у вас настроение в последнее время, Кирилл Бенедиктович, неважное… Что, плохи дела?
— Вика, милая, что за тон… Дорогая! И вообще… Как мы строим фразы?! «Плохи дела»! Викуша! С чего ты взяла? Что это значит?
— «Дела плохи» — это когда о них нельзя с полной искренностью поведать правоохранительным органам… Именно тогда они и именуются плохими.
— Да уж не придумала ли ты себе, детка, игру в шантаж?
Дорман, рассмеявшись, откинулся в кресле:
— Небось накопала что-нибудь интересненькое по части нашей бухгалтерии, а? «Блох» наловила для налоговой?! Так ты учти: это бесперспективно. У меня с ними свои отношения…
И Кирилл Дорман встал из-за стола, показывая, что разговор ему неинтересен и он собирается уходить.
— Фи, налоговая! — фыркнула Вика. — О ваших делах не налоговой полиции рассказывать — о них фильмы ужасов снимать надо!
Дорман вдруг тяжело опустился в кресло и неприятным, долгим, подозрительным взором уставился на свою визави.
— Ну давай… выкладывай, что там у тебя… Я ведь тебя знаю: ты по пустякам воду мутить не будешь. И если можно, без этих увертюр… Без предварительной игры на нервах. Меня не надо обрабатывать. Я воспринимаю ситуацию адекватно.
Дорман был прав: Вика Цвигун действительно не собиралась мутить воду по пустякам. Какие уж там пустяки! Ей в самом деле было что рассказать городу и миру…
Все началось недавно…
В тот вечер Кирилл Дорман отпустил Викторию, как всегда, позже всех в театре: