Я не заметила, как прошла еще несколько шагов до окна. Меня снова остановил Кей, положив руки на мне плечи. Несколько секунд мы – одни во всей бесконечной вселенной, близко-близко друг к другу – смотрели на небо и океан, на крохотные кораблики и тянущиеся к солнцу ростки домов, на росчерки самолетов и лоскуты облаков. Я заново училась дышать – воздухом свободы.
– Это прекрасно, – шепнула я, когда его губы легко коснулись моего виска. – Кажется, теперь я знаю тебя чуточку лучше, милорд Адреналин.
– Когда ты говоришь «милорд», я начинаю находить в своем происхождении некоторые плюсы. Я надеялся, что тебе понравится.
– Что я не упаду в обморок и не убегу с криками ужаса? – я потерлась о его руку щекой. – Тогда тебе надо было приводить сюда парашютистку. Или альпинистку.
– Нет. Это было бы скучно.
– Ты не любишь спортсменок?
– Если для них спорт – самое важное, то нет. Впрочем, то же самое относится к музыкантам, дизайнерам, врачам, владельцам клубов и агрономам… Ко всем, кто видит во мне только бизнесмена или лорда, или… ну, ты поняла.
– Кажется, да. Это все бракованное сердце?
– Оно самое. Знаешь, когда-то мне сказали, что я мог бы быть великим артистом. Поначалу я думал, он шутит. Я – и вдруг артист? Я для этого слишком холоден. Чувства, страсти, безумные порывы и я где-то на разных полюсах. Нет ничего, что заставило бы меня плакать или сходить с ума от счастья. Я правда в это верил. Глупо, да?
– Надо же, кто-то сумел обмануть Никеля Бессердечного. Наверное, это был ты. Не знаю никого более убедительного.
Он тихо засмеялся, прижал меня к себе чуть теснее.
Он тихо засмеялся, прижал меня к себе чуть теснее.
– Ты понимаешь. А до меня дошло далеко не сразу, что Никель – всего лишь роль. Первая звездная роль. Но любая роль рано или поздно становится тесна, и если не понять этого вовремя…
– Можно свалить в Румынию на первом попавшемся самолете.
– Да. Ты меня понимаешь. – Он поцеловал меня в висок. – Редко встречаются люди, способные видеть человека за ролью. Это неудобно. Затратно. Да просто непонятно, зачем нужно. Невежливо, в конце концов, – в его голосе звучала горечь, руки на моих плечах напряглись. – Нас с детства приучают пользоваться вилкой, говорить «здравствуйте» и делать вид, что ритуалы – самое важное на свете. И мы в это верим. Я верил. И боялся летать. Когда остаешься один на один с самим собой и небом, не перед кем играть роль. Нет партнеров для ритуалов. И ты понимаешь, что вокруг пустота, и в тебе внутри тоже пустота. Ничего, кроме манер, чужих целей, общественного мнения и прочей дряни. Что ты на самом деле один, и твоя жизнь будет так же пуста всегда, сколько бы таких же как ты манекенов не спросили «как дела».
Я понимала, да. Намного лучше, чем мне бы хотелось.
– Где-то тут должен быть Люк Бессон с камерой, – хмыкнула я; мое чутье на композицию подсказало, что пора разбавлять пафос момента и менять тему. Меня сегодня не слишком тянет на самоанализ. То ли вчера был перебор, то ли утренний секс помог мне познать дзен. – Ты не продаешь ему монологи?
– Не-а. Я ж меценат, а не писатель, как некоторые.
Видимо, его чутье на композицию подсказало то же самое: проникновенность сменилась легким привкусом самоиронии. О да. Кое-кто прав, Кей – прекрасный артист, на экране ему бы цены не было. Еще бы понять, почему меня сейчас напрягает его откровенность… даже не откровенность, а идеальность. На самой-самой грани «не верю».
Ладно, я тоже умею быть пронзительно-искренней, и если тебе сейчас нужно именно это, мне не жалко.
– А мне нравятся некоторые ритуалы. Например, летать с тобой. Кей… – я обернулась к нему, заглянула в глаза. Он, как и нужно по мизансцене, не выпустил меня из объятий. А я говорила правду и только правду. Это на самом деле просто, говорить правду кому-то, намного сложнее сказать ее себе. – Я хочу быть ближе к тебе… у тебя сейчас глаза цвета неба.
– Летать вместе – намного лучше, чем одному, – грустно улыбнулся Кей. Глаза у него и в самом деле отливали синевой, и где-то в самой-самой глубине пряталось… сомнение? Настороженность? Или же Никель Бессердечный, всегда получающий, что хочет? Черт. Или у меня паранойя, или… паранойя не у меня.
Точно.
Лисий охотник опять меня заманивает. Или приручает. Что там любят лисы редкого вида «чокнутый писатель»? Да-да. Искренность, лучик света в потемки чужой души и волшебный запах тайны. Люблю. Очень. Но не хочу идти туда, куда ты меня сейчас заманиваешь.