– Сколько ещё наших умрёт, чтоб она жила? – тихо спросил Савелий, и я так же тихо ответил:
– Ещё раз задашь этот вопрос – ты будешь следующим.
– Тебе станет от этого легче?
Взревел, вбивая кулак в стену с такой силой, что по ней трещины пошли.
– Мне никогда не становится легче! Запомни! Никогда!
Я вышел из комнаты и тяжелой поступью пошел к лестнице, ведущей в подвал. Хотел увидеть её в последний раз. В глаза суке этой посмотреть и сдохнуть там вместе с ней на грязном полу в проклятой клетке, а потом молиться Богу, чтоб выжила после избиения, или сойти с ума окончательно.
***
Я спустился вниз и теперь стоял напротив клетки, глядя в глаза той, кто превратила меня в проклятого предателя. Чувствовал, как по телу пробегают разряды статики и саднит под ребрами. Я физически чувствую, как она меня ломает, как кости трещат от понимания, что не могу от нее отступиться. Такая любовь сродни ненависти, иногда легче избавиться, чем гореть и поджариваться вечно, но я не мог. Я знал, что, убив её, не получу свободу. С её смертью ничего не изменится, я буду любить её и мертвой так же одержимо, если не сильнее. Легче не станет. Мне однозначно не станет, но это было бы справедливо по отношению к моему народу. Но с тех пор, как приблизился к ней, всё отошло на второй план. Народ, власть. Стало вторичным. Зациклился на ней и не могу сбросить чары, не могу избавиться от наваждения. Проклятая сучка вертит мной, как марионеткой, и я позволяю собой вертеть. Я уже почти ненавижу свой народ за то, что должен отступиться от неё ради них.
Сука. Смотреть на неё пытка, в глазах режет от этой красоты. Даже босая в ободранном платье и с растрепанными волосами величественная, гордая и ослепительная. Услышала меня и поднялась с пола, придерживая тонкими пальцами подол платья. Не приближается, только смотрит, а я в её бирюзовых глазах себя ищу. Проклятое бездонное зеркало, где я уродлив настолько, что самого тошнит от собственного ничтожества. Шаг к решётке сделала, второй, а у меня её шаги бешеным биением сердца в висках отдают. Шагнул к ней, приблизился настолько, что рубашка прутьев ржавых касается, и всё тело гореть начинает, покрывается вязкой паутиной. Обхватила решётку тонкими пальцами, смотрит на меня, и в бирюзе хрусталь рябит, мое отражение волнами расходится. Океан моей смерти и самого низменного падения. Я и сейчас готов плюнуть на все, содрать проклятый замок и вытащить её оттуда, спрятать подальше, не отдать никому. Рывком накрыл ее руки своими и сжал с бешеной силой, так что на бледном лице отразилась гримаса боли, но она не вырвалась и не застонала. Вот что сводило с ума и в голову лезли навязчивые слова ведьмы, но я не хотел в это верить.
– Делай то, что должен, Ману, – тихо сказала, не отрывая от меня взгляда. Злит её решимость, бесит до дрожи. Если бы я делал всё, что должен, ты бы сейчас телепалась на позорном столбе, без кожного покрова, с развороченными внутренностями, и тебя бы живьем пожирали вороны. Вот что я должен сделать. Притом давно. С того самого момента, как привез тебя в Огнево.
– Сделаю, девочка-смерть, можешь не сомневаться. – сжал пальцы ещё сильнее, а она подбородок вздернула и в глаза мне продолжает смотреть.
– Я не сомневаюсь в тебе…, – по щеке слеза катится и у меня внутри все переворачивается. Не могу видеть её слезы. Невыносимо. Пусть лучше кричит, как ненавидит, проклинает, обжигает. Что угодно, только не этот взгляд полный отчаянной боли.
– Боишься?
– Уже нет.
И пальцы с моими сплела, а я нахмурился, не понимая ни одного слова, сказанного ею. Всегда понимал. Между строк читал. А сейчас непонятна она мне. Я подвох чувствую и ложь ее каждой порой, как яд душу травит…только там, где сердце, боль становится невыносимой. Просунул руку и дернул ее к решётке так, что она щекой к прутьям прижалась.
– Напрасно. Умрёшь на рассвете. Страшной смертью умрёшь.
– Значит, так было нужно…это моя судьба. Тебе решать.
Глава 5
А мне пальцы на её шее сжать хочется, да так, чтоб прямо сейчас к моим ногам мертвая упала, чтоб не видеть с утра, как с неё кожу сдирать кнутом палач будет.
– Твоя судьба могла быть иной, – прохрипел я, зарываясь пальцами в её волосы, прижимаясь лицом к её лицу, накаляя прутья воспаленной кожей.
– Не могла…Ману. Мы оба это знаем. Ещё с того момента, как первый раз увидела на берегу реки, уже тогда не могла. И никогда не сможет.