фурию». - Это будет «раз». Следующий рубец безжалостно лег рядом со вторым. - Считай, - сказала я, с отдаленным сожалением наблюдая, как его мышцы невольно сжались в спазме, а дыхание прервалось, удерживая стон, - чтобы я понимала, когда ты готов. И, милый, можешь себя не останавливать, - я осторожно провела рукой по его пояснице, ощущая, как вздрагивает тело, в стремлении унять весьма ощутимую боль, - я пойму, если ты будешь... плакать и кричать. Он, не стерпев, хихикнул, оценив мою зловещую шутку: - Насчет «плакать и кричать» - даже не знаю, душа моя, но подушку, видимо, закусить придется. ОООххх, ты ж!.. Д-два, - наконец, безропотно проскрипел он, едва справившись с дыханием. «Сделай это для меня...» - непрестанно крутилось в мозгу, словно спасительная индульгенция. - Три!.. Оуу!.. - прозвучал отчаянный голос из глубин подушки, в которой мой самолюбивый парень предусмотрительно упрятал свое исказившееся лицо. Плеть визгливо рассекла воздух, и четвертый удар хлестко впился в его тело, высекая еще один вздувшийся след. Джейми надсадно крякнул, пытаясь скрыть за смешком откровенный стон. Я подождала, пока он соберется с силами продолжить счет. - Боже праведный!.. Четыре!.. - выдохнул он жалостливо. - Как ты думаешь, девочка? Завтра я смогу сидеть? - Думаю, сможешь, милый мой. Но с трудом. Я приноровилась и вошла в ритм. Джейми, видимо, тоже. Тело его основательно напряглось, но он не пытался увернуться, а только вздрагивал, мычал и кряхтел, захваченный процессом. Рубцы от моих стараний вспыхивали один за другим, покрывая его злополучное седалище пламенными росчерками, благо его хозяин был, в общем-то, совсем не против такой жесткой трепки. Хотя, чтобы скрыть от меня неприглядные эмоции, ему с головой пришлось зарыться в подушку, которую он, рискуя порвать, зверски стискивал и мял своими мощными руками. Но, видимо, чтобы я не сильно переживала, он периодически выныривал из глубин своего убежища и, поглядывая на меня через плечо, смущенно, но ободряюще улыбался, пытаясь продемонстрировать, что ему не так уж и больно. Или, может, просто осознавая некоторую уязвимость и неприглядность своего положения, таким образом, извинялся за свою невольную слабость. Хотя героическая улыбка его, надо сказать, в этот момент больше походила на оскал. - Ох! Десять!.. - не утерпев, почти выкрикнул на новом ударе мой муж и бросил на меня довольно-таки несчастный взгляд. Я заметила, что, хоть он изо-всех сил и пытался сохранять бравый вид, глаза у него подозрительно покраснели, а сам он сделался крайне взъерошенным. Ему, похоже, все-таки сделалось не до смеха теперь. Да и объект моих усердных воспитательных воздействий выглядел донельзя завоспитанным: из нежно-молочного он приобрел насыщено-пунцовый оттенок, усиленный повышенной полосатостью, и вряд ли на нем можно было найти свободное место, чтобы успешно разместить оставшуюся порцию. - Мне перестать? Джейми? Он помолчал, видимо, серьезно обдумывая мое заманчивое предложение. Потом осторожно подвигал нижней частью туловища и, облизав пересохшие губы, с неохотой проговорил: - Н-нет. Наказание есть наказание. Заканчивай. Собрав силу воли, жалость и все свои бунтующие внутренности в единый комок, я твердо отвесила ему оставшиеся пять ударов, стараясь немного сдерживать руку. Но так, чтобы он не заметил подвоха и не был разочарован. - Пятнадцать!.. Ч-черт!.. - с надрывным стоном выдохнул он, и тело его заметно обмякло. Он полежал несколько минут без движения, еле слышно охая и тяжело дыша, и пот медленно высыхал на его спине. Пока он приходил в себя, я положила плеть на столик и, присев рядом с ним на кровать, коснулась ладонью его горячей кожи между лопаток, чувствуя, как сердце бешено стучит в возбужденном теле, а напряжение постепенно уходит из него, оставляя легкость дыхания. - Наказание... - задумчиво произнесла я и, склонившись, ласково поцеловала его влажную спину. - Искупление. Он, замерев, слегка выгнулся и глубоко потянул носом воздух. Бедра его двинулись. - Боль... Наслаждение... - опять прошептала я его затылку и сдвинула губы на дюйм. - Кажется, все это так далеко, а на самом деле так... близко... и так сильно переплетается. - Мммм... - промычал он, не в силах пока еще что-либо сказать. Я, едва касаясь, провела по вспухшим ребристым неровностям кожи кончиками пальцев, ощущая под ними накаленную, пульсирующую плоть. Он дернулся и всхлипнул. - Больно? Ответом мне было негодующее сопение. - Во имя Господа, девушка! Это было сурово, - сказал он, наконец, отрывая голову от подушки, и голос его слегка хрипел, - Думаю, Сассенах, ты слишком хорошего мнения о себе, полагая, что ты милосердна. Ты же сказала, что не сможешь пороть до крови. - Я и не смогла... - удивленная, я еще раз глянула на поврежденные места. Следы немного вздулись, и в середине их были заметны подкожные кровоизлияния, которые позже приведут к растекшимся по всей поверхности багровым синякам. Но открытых ран не было. Он со вселенской осторожностью тронул свой пострадавший зад и, сильно скривившись, охнул, потом изучающе поглядел на руку. - Хмм... и правда. А так горит, будто ты сняла с него всю кожу. - Ну... ты же не хотел быть разочарованным, мое сердце... Настоящим мужчинам - настоящая порка. Вроде... это и есть твой принцип. Он осторожно переместился на бок. Вид у него был жаркий, малость потрепанный, но вполне себе довольный. - Я не погрешу против своих убеждений, если скажу это еще раз. В любом случае, спасибо, душа моя, - он наклонился и, взяв мою руку, благодарно, но с каким-то бесшабашным вызовом, поцеловал ее. - Ты ведь знаешь, меня много раз пороли, моя Сассенах, поэтому мне есть с чем сравнивать, и, могу сказать тебе со всей ответственностью, - он хохотнул слегка сконфуженно, - получать порку от любимой женщины, не в пример приятнее, даже если после этого мой зад чувствует себя так, будто его хмм...основательно надраили речным песочком, словно какую-то чертову закопченную кастрюлю. Ох, да... - Не забывай, дорогой, - я по-врачебному ласково потрепала рукой по его бедру, - что твой доктор находится рядом с тобой... Ты всегда можешь попросить об исцелении. Джейми сжал ягодицы и, опять сморщившись, мрачно усмехнулся. - Нет, - твердо проговорил он. - Пусть поболит. Все же это часть наказания... Потом вдруг осекся и, прищурившись, подозрительно уставился на меня. В глазах его зажегся сапфировый огонь. - Или... о каком таком исцелении ты толкуешь, Сассенах? - Ну... так как тело свое ты исцелять не даешь, видимо, речь может идти только о душевном исцелении, - мои глаза излучали абсолютную невинность. - Что-то я не понял, девочка... - он с подозрением вглядывался в мое лицо. - Это было наказание? - Безусловно, - я держалась по возможности твердо. - А теперь ты хочешь дать мне исцеление? Я хитро улыбнулась, понимая, что уже не в состоянии утаить соблазняющий блеск моего чувственного взгляда: - Ну... не думаю, чтобы это было неуместно в данный момент. У тебя другое мнение? - и тихонько прошлась пальцами от его ключицы к соску, покрытому редкими волосками, обводя с легким нажимом шелковистую ареолу и категорически заставляя ее затвердеть. - Хмм... хмм... - он уже более интенсивно втянул ноздрями воздух и нервно сглотнул, явно не справляясь с последствиями моих коварных поползновений. - Ладно, девушка. Ты всегда обладала великой магией убеждения... - наконец, сдаваясь, горячо выдохнул мой муж, и его губы приблизились, мягко двинувшись по моему, все еще потному лицу, подбираясь к изогнувшейся в предвкушении шее. - В конце концов, - промурчал он мне в ухо, подтягивая меня поближе, - после доброй порки положен утешительный хлеб с вареньем... - Хлеб с вареньем?.. - я саркастически скривилась. - Ну да... Так было заведено в нашей семье. Если отец меня лупцевал как следует, то женщины: мама... а потом и Дженни тоже, часто утешали меня после чем-нибудь вкусным. - Дженни? Что-то у меня не создалось впечатление, что она может утешать. Ты говорил, она ужасно дразнила тебя. - Да, доводила меня безбожно, не могу отрицать... Обычно, она была вредной стервочкой, как и положено сестрам. Но, на самом деле, наверное, жалела меня, потому что таскала мне печенье с молоком в кровать, когда, в очередной раз, я отходил там, весь в растрепанных чувствах после отцовского вливания. - Бог ты мой, как мило... - Да. Душа у нее всегда была добрая, хоть она обычно и скрывает это тщательно. - То есть, - я притянула его за затылок, чтобы он не отвлекался, - сейчас мне отведена роль обычного хлеба с варением, а? - Ну... нет, нет... Я бы не стал так упрощать. Наверное, я бы обозначил твою роль в данном случае, как пряник с медом, - он сладостно хохотнул и повалил меня на подушки, подминая под себя. - Если ты не против, Сассенах... - Что ж, я совсем не против, Джейми. Пряник с медом, это уже довольно почетно. - Ну, тем более после того кнута, которым ты меня так умопомрочительно наградила сегодня. Что мне в тебе и нравится, девочка, так это твои, такие разные ипостаси, и какая вдруг взбрыкнет, никогда не угадаешь. Всегда с тобой непредсказуемо и занятно... - он говорил это, увлеченно перемежая каждое слово поцелуем в разные части моего тела, попадающиеся на пути его жаждущих губ. Но что-то казалось не так - я чувствовала это. Какой-то дискомфорт разрастался во мне, не разрешая мне полностью отдастся во власть наслаждений. Я тяжко воздохнула и отстранилась слегка, хотя Джейми, увлеченный процессом, в пылу своих ласк не обратил на это внимания. - Подожди-ка, милый... - я