Глава 5
Мы приехали на презентацию к половине девятого, и это я считаю еще большой удачей.
Маринка, как мне кажется, постаралась побить все свои рекорды по разгильдяйству, безалаберности и свинству. Сделала она это следующим образом.
Я отпустила ее с работы пораньше, как она меня и просила. Сама же я честно досидела до конца рабочего дня и, когда я подъехала к Маринке домой, оказалось, что она вся погружена в решение жутко сложной задачи.
Она как раз сегодня и, главное, сейчас решила сменить масть и стать темно-рыжей, как тициановские венецианки. Как будто нельзя было это сделать завтра. Или хотя бы вчера.
– С такой бедой на голове я больше ходить не могу, – заявила она мне, лежа на диване и страдальчески заломив брови, – мне кажется, что я становлюсь похожей на Жанну Петровну. О страсть как нужном костюмчике не было сказано ничего, а когда я робко о нем напомнила, то оказалось, что это уже неважно и не в костюмах скромное девичье счастье. Вот так, не больше и не меньше. Я, разумеется, начала возмущаться. Маринка лениво оправдывалась, а когда наконец стукнуло семь, вам сказать, что она сделала?
Правильно: она все-таки пошла в ванную менять масть!
Получившийся окрас показался ей неэстетичным и пошлым, потом она с ним примирялась и привыкала к нему… Короче говоря, когда мы вышли от нее, я уже была в состоянии, весьма близком к приступу бешенства, а настроение Маринки стало очень быстро улучшаться: она же шла на тусовку к богеме!
Про Антона Николаевича ни я, ни она за все это время не сказали ни слова, но это ничего не значило: образ мужчины в черном пальто, не скажу про себя, а у Маринки точно стоял перед глазами. Это читалось по ее затуманившемуся взору. По ее словам тоже, потому что она к месту и не к месту вспоминала про Жанну Петровну.
Если верить народным приметам, то несчастной мадам Сойкиной икалось без перерыва с половины седьмого до восьми часов. Я ей не завидовала.
Вот и появись после этого в приличном обществе с приличным спутником. Так ведь и помереть можно, не догадываясь о причине.
Когда мы подъехали на такси к выставочному залу «Арт-галереи», я уже настолько завелась от Маринкиных фокусов, что была совершенно не в настроении выходить в люди. Впору было разворачиваться и разъезжаться по домам. Самое интересное, что буквально перед входом в «Арт-галерею» Маринку обуял приступ нерешительности.
– Ты честно говоришь, что хорошо? – в сто пятнадцатый раз спросила она меня, и я в ответ только кивнула ей, потому что разговаривать уже не хотелось.
Около «Арт-галереи» охраны не было. Двое курящих мальчиков охраной не считались, потому что один из них что-то, заикаясь, объяснял другому, а другой или уже спал стоя, или очень хорошо это имитировал.
Мы с Марашкой переглянулись и спокойно прошли мимо них, причем я даже не посчитала нужным найти в сумке наши пригласительные
Билеты.
Основное помещение выставочного зала встретило нар полумраком и нестройным гулом десятков голосов. Клиенты уже явно напрезентовались и сейчас, разбившись на группы, обсуждали какие-то свои проблемы, позабыв о цели мероприятия. Трудно было определить на глаз размеры незнакомого помещения, да еще в полумраке, но мне показалось, что приблизительно пятьдесят квадратных метров тут будет.
Обойдя одну пылко целующуюся пару, я подумала, что кто-то пришел сюда не только за живописными впечатлениями, но что же теперь тут делать нам с Маринкой?
– Боже мой, – прошептала Маринка, – и это презентация?! А что же тогда называется домом свиданий?
– Нас честно предупредили, что будет интересно, – напомнила я ей и внимательно осмотрелась по сторонам.
По стенам зала висели картины, направленно освещаемые маленькими светильниками, свет от которых дальше полотен и не шел.
Высокие окна зала, начинающиеся прямо от пола, были прикрыты темными шторами, и их крупные складки только усиливали впечатление странной интимности, которая чувствовалась на этой выставке.
Атмосфера была действительно, как и обещала Жанна Петровна, без формалистики. Все происходящее сильно напоминало разгар приятельской вечеринки, и картины здесь смотрелись только изысканным антуражем.
Мы с Маринкой двумя тополями на Плющихе встали невдалеке от входной двери, и не знаю, как она, а я себя почувствовала здесь лишней и никому не нужной. Кстати, в полумраке никто и не заметил, даже если бы захотел, новый колер на Маринкиной голове.
Каюсь, когда я это подумала, что настроение у меня слегка улучшилось.
Злорадство вообще-то не характерно для меня, но в малой дозе и это нужно испытать. Я так думаю.