– Слышал? – Я затушила окурок и прошла в спальню, оставив дверь приоткрытой.
– Слышал, – откликнулся Самаркин, – ну и что? Что это значит?
– Как это – что? – удивилась я. – Это значит, что господин Петров не задержался у какой-нибудь красотки или не спит где-нибудь с большого бодуна, а исчез самым натуральным образом, то есть ему помогли исчезнуть.
– И кто же помог ему исчезнуть?
– А вот это-то мы и попытаемся выяснить, – ответила я, – если повезет, конечно.
Переодевание не заняло у меня много времени, и уже минут через двадцать мы с Самаркиным спускались вниз.
Я была одета в джинсы и скромную темно-синюю курточку с капюшоном, на ногах – кроссовки. А фотоаппарат положила в небольшой рюкзачок из шотландки. В общем, вид был под стать задаче: не броско и аккуратно.
Во дворе уже не было никакого «Мерседеса»: ни черного, ни другого цвета, и я совсем успокоилась. Надо же, подумать такое!
Офис штаба «Народной власти» размещался в центре города, так же, как и штаб «Родины», только на противоположном конце этого самого центра в бывшем здании обкома профсоюзов. Стоянки рядом не было, и мне пришлось проехать пол-квартала и остановиться на другой улице.
– Зайдешь первым, – давала я последние наставления Самаркину, когда мы, оставив машину, шли к штабу, – и спросишь Теодора Георгиевича. Я буду за дверью, и если ответят, что его нет, тоже зайду.
– А если он там? – резонно поинтересовался он.
– Тогда… – я на секунду задумалась, – тогда скажешь, что горишь желанием помочь их движению, и спросишь, нет ли для тебя какой работы. Но лучше бы его там не было.
– Ну, это уж не от меня зависит, – произнес Алексей.
– Конечно, – согласилась я, проходя следом за ним через высокую входную дверь.
Мы поднялись по широкой помпезной лестнице и, увидев указатель, свернули налево. На второй от угла двери висела табличка, даже не табличка, а кусок ватмана, на котором было написано: «Народная власть». Городской избирательный штаб".
– Тебе сюда, – толкнула я в бок Алексея, – не робей, я прикрою.
– Угу, – кивнул Самаркин и, постучав для проформы, открыл дверь. – Можно?
– Заходите, пожалуйста, – услышала я звонкий, хорошо поставленный женский голос.
Алексей вошел и, как мы договорились, оставил дверь слегка приоткрытой, что позволяло мне быть свидетельницей всего происходящего внутри. В просторном коридоре нет-нет да и проходил кто-то туда-сюда, поэтому я прислонилась спиной к закрытой створке двери, сделав вид, что кого-то поджидаю.
– Вы к кому? – спросил тот же женский голос.
– Мне бы Теодора Георгиевича… – ответил Самарский.
– К сожалению, его нет, – проворковал голос. – Он вам назначил встречу?
– Да нет, – бодро пояснил Самаркин, – мы по собственной инициативе.
– Мы? – удивилась мадам.
– Ну да, сейчас должна подружка подойти, она…
Ему не пришлось объяснять, что «она», потому что я уже переступила через порог комнаты.
Здесь было так же просторно и светло, как в штабе «Родины», только вот обстановка была побогаче. Стояла офисная мебель, три «Пентиума», большой телевизор «Сони-тринитрон», несколько телефонных аппаратов «Панасоник». Отметив все это про себя, я подошла к столу, за которым сидела мадам. «Бирюкова Ольга Васильевна. Секретарь», – прочла я на картонке, прикрепленной к отвороту ее светло-коричневого костюма, из-под которого выглядывала ослепительно белая кофточка. Довершал наряд аккуратно повязанный темный мужской галстук. На вид ей можно было дать около тридцати.
У Ольги Васильевны было немного тяжеловатое лицо с крупными чертами, которое обрамляли длинные каштановые волосы, свободно спадавшие до плеч. Ей бы еще папироску в зубы, подумала я, и портрет революционной коммисарши был бы завершен.
– Добрый день, – улыбнулась я, – мы хотели бы чем-нибудь помочь «Народной власти».
– Вот как? – Ольга Васильевна сделала серьезное лицо, – Леонид Максимович!