Один шаг внутрь улитки.
То Волхвы ли бредут на свет звезды, надиром которой был хлев, иль Аладдин, нагруженный сокровищами из подземелий сада, идет снимать с плеч дивную Голову?
Нет, это не проводник последней зари.
Он один.
И он — не аббат Фариа[12], что пробивал крепостные стены.
Ни единой морщинки на глади стены.
Есть лишь он, заключенный навечно, чьи слова ответствуют на допросах.
Он один заметит, что остановлен лишь потому, что он в пути.
Агасфер[13].
Эмманюэль Бог ведет диалог с призраком.
На самом деле — монолог, ибо персонаж легендарный способен отвечать лишь легендой своей иль молчанием и первую приберегает для судей.
Вот, что на исповеди, обращаясь к Молчанию, Эмманюэль изрекает:
— Я — Бог, и на Кресте я не умираю.
Я — немощен к смерти и недостоин мирры.
Сумрачный Бог, к замене приговоренный на время, на тайный срок, от детства до тридцати трех лет.
О сроке том ничего не известно, быть может, лишь потому, что ДРУГОЙ не пожелал — иль не смог — жить в это время.
Наверное, он воплотился, как призрак крадет скороспелое тело: лишь два пространственных контура, два временных предела, достаточно плотны для чувств.
Он не прожил со всей полнотой до тридцати в ту эпоху, зато его современники годы свои отжили, но вне временных катаклизмов.
Марии Матери Божьей на двадцать лет меньше у подножия Креста, чем Марии Матери Человечьего Сына, приспевшего к предсказанной дате.
Это дева придумала для него cripagne[14].
Я — Бог; и у меня не было детства.
Новый Адам, взрослым рожденный, я явился на свет двенадцати лет, и изничтожусь — так, чтобы не умереть в тридцать — завтра! и каждое утро являет миллионы подобных мне преходящих богов, как тысячи алтарей, мириады месс и миллиарды просфор освященных.
Я не вселяюсь — как не вселяются и они — окончательно в чьи-то тела и души. Мы исчезаем, вознесенные или подавленные, из этой юдоли, населяемой эпизодически. Есть некая вероятность того, что исчезание наше чаще всего совпадает с причастием тех, кто нас приютил, возобновив Страсть Христову.
Итак, мы, похоже, чаще всего населяем людей, заброшенных в смертном грехе, дабы в них пребывать долгосрочно, — а, может, хоть это менее вероятно, — верующих и воцерковленных: пребывание наше было бы слишком кратким для периода с двенадцати до тридцати. Но относительны годы, и живем мы во времени сжатом безмерно, и достаточно нам мгновения, дабы прожить в них всю нашу жизнь. Вне всякого — или почти — сомнения, а для меня и с уверенностью вожделенной, хоть и пугающей, мы населяем преступников закоренелых и СМЕРТНИКОВ, чтобы исчезнуть в момент их причастия непреложного за решеткой.
Мы толкаем их сами на преступление, дабы исполнить свой долг, сводящийся лишь к тому, чтобы потребности угодить и кичливость выказать тем, что не евнухи мы, отнюдь.
Слабоумный ребенок или бессмертная душа почившего в бозе — что может считаться более славным потомством?
При ином состоянии общества и законах иных мы могли бы…
В данном же случае мы совершенно не можем предвидеть средства свои к существованию, имея в виду завершение существования, цель осуществления, а конечной целью Сына всегда была Страсть.
Человек, одержимый нами, знает все по наитию и самодержавно всесилен.
То есть, обладает всей волей другого, даже если бы тот, другой, бесчувственным был.
Одержимость Духом Святым и одержимость дьяволом заведомо симметричны.
Женщины, возлюбившие нас, возобновляют настоящий Шабаш.
Демоны из Лудена[15] — нам сводные братья.
Дабы власть наша была абсолютна (а она таковой и является), порою случается так, — причем, без каких-либо антиномий, — что пользуемся мы Всевышнего покровительством, то есть выверяем, как по магниту в форме креста, по потокам магнитным восток-запад, правильный курс, исходя из времени Синтеза мирового.
Мы живем за счет катаклизмов…
Пред тем, как, подобно белой звезде, займется заря и даст мне знак раствориться мучительно иль без страданий, — мне самому и звездочке белой моей, — что есть конкретное пресуществление кончины моей на моем языке, послушайте и объявите всем народам…
А лучше, в ожидании признаний более разимых, остановитесь, присядьте, за конторкой клерка устройтесь и запишите!
Вот Апокалипсис черни вульгарной.
История одного опарыша, лишь одного из сих.
12
Аббат Фариа, наст. имя Хосе Кустодио де Фариа (José Custôdio de Faria, 1756–1819), португальский монах, прототип знаменитого персонажа в романе А. Дюма «Граф Монте-Кристо». За участие в заговоре отбывал заключение в португальской тюрьме (1787). Во Франции руководил одним из революционных батальонов. За участие в заговоре отбывал заключение во французской тюрьме (одиночная камера Замка д’Иф, 1797). Изучал магнетизм и гипноз, ставил эксперименты, опубликовал 1-й том работы «О причинах ясного сна» (1819).
13
Агасфер (
15
В 1634 году в монастыре французского города Луден монашки заявили, что их околдовал кюре Урбен Грандье (священник, автор памфлета против Ришелье, противник разрушения укрепленных стен, защищающих кварталы протестантов, молодой, образованный красавец, а также, по слухам, изрядный ловелас). По указу Ришелье началось разбирательство: сестер подвергали экзорцизму и дознанию (пакт с Дьяволом за подписью Грандье искали даже на телах одержимых, для чего их раздели и обрили). Урбена Грандье признали виновным (он взывал к здравому смыслу), приговорили к смертной казни (он отказался от исповеди), долго пытали (он так и не сознался) и сожгли.