Две маленькие груди, загорелые с красновато-коричневыми и острыми сосками открылись глазам анхора. Хашим наклонил голову, приблизил её к груди и его губы впились в сосок левой груди девочки.
Она подняла голову и дала пощёчину Хашиму. Он ослабил свой натиск и посмотрел на неё с удивлением. Она потупилась. И Хашим опять присосался к её груди. Она больше не била его, а только смеялась, и в этом смехе, который звенел как колокольчики на шее скота, слышались отчаяние и стыд. Её тело дёрнулось в последний раз и медленно-медленно опустилось так, что лежало навзничь на светлой лежанке.
И тогда разглядел анхор два тела, борющиеся в полном молчании, его сердце забилось, но он не пошевельнул крылом, его глаза с беспокойством следили за красной сандалией, зашнурованной золотыми нитями, которая медленно сползала с загорелой ноги девочки и скользила по ковру лежанки на пол. Он ждал, что сандалия ударится об пол, будто в этом ударе могло быть спасение. Но сандалия опустилась мягко и беззвучно.
Однако вместо звука, которого ждал анхор, вдруг раздался девичий крик и заполнил всё пространство комнаты. Анхор забеспокоился и посмотрел на недавно борющиеся тела. Сейчас она лежала распластанной под тяжестью его тела, её шея была вытянута и одна синяя жилка билась на золотистой коже. Её глаза были закрыты, рот ещё открыт после крика, который вырвался из него, а по светлому ложу расползалась струя крови.
«Смерть, смерть, смерть», стучало в сердце анхора, он взлетел, подлетел к окну и стал биться крыльями и грудью о стекло закрытого окна. Будто сердце било по стеклу.
Сзади него, с белой окровавленной постели раздался слабый шепот:
«Птица, птица»…
Возможно ли, чтобы она это прошептала?
И анхор разбивал своё сердце о стекло, его перья начали выпадать, и с болью двигая ими, он различил снова:
«Птица, птица»…
И тогда сзади он расслышал звук шагов Хашима. Его загорелая рука прямо перед желтыми глазами анхора потянулась к окну, и оно распахнулось.
Анхор летел и даже не повернул головы, чтобы посмотреть на то, что оставил там, в доме. Он летел на большой высоте над кипарисами, острые вершины которых копьями устремлялись в небо. Он летел, а в его сердце стучало: любовь, мерзость, смерть, любовь, любовь.
Прилетел анхор на пастбище и пролетел над ним.
Пастух дремал под оливой, опираясь на её ствол, скот щипал траву. Тонконогая козочка одиноко стояла вдали от стада на большом плоском и гладком камне, конец которого обрывался в пропасть. Услышав шум крыльев, она подняла голову и её синие глаза обратились кверху. Анхор пролетел над ней семь кругов, взмыл, камнем упал на козу, и со всей силы ударил её клювом по голове. В мгновение ока невинная синева её взгляда оказалась перед желтыми, цвета светлого янтаря, глазами птицы.
Коза скатилась в пропасть. Сладкий вкус крови проник в клюв анхора. Он взлетел и увидел маленький коричневый трупик, лежащий на дне пропасти. Снизившись, он различил, что одно оторванное ухо козы легло на её глаза. Он не полетел за добычей, не стал есть мясо любимой.
Чувствуя вкус крови в клюве, поднялся анхор высоко-высоко, на головокружительную высоту и превратился в маленькую темную точку на фоне бесконечной синевы.
За ним, далёкие как вечность, остались просторный дом главы племени, остроконечные кипарисы, старая олива, дремлющий пастух и коричневый, похожий на каштан, трупик, растерзанный трупик козы на дне пропасти.