– Черт бы тебя побрал! – Саммер ощутила прилив ярости. Гарт сказал, что будет ждать ее. Значит, он лгал. Он собирался попрощаться с ней, но не сделал этого. Конечно, теперь Гарт уже не волновал ее – во всяком случае, не так, как раньше, – но он снова отверг ее.
Голос Саммер дрогнул, когда она спросила:
– Ты ранил его?
– А, значит, ты подумала, что я решил вызвать этого хлыща на дуэль из-за тебя? – Джеймс рассмеялся, и Саммер залилась краской. – Неужели, миледи? И что же – если бы я погиб, защищая вашу честь, стали бы вы оплакивать меня?
Лошадь Саммер беспокойно перебирала ногами, в густых ресницах виконта сверкали капли дождя, поодаль слышалось тяжелое дыхание Летти. Молчание становилось тягостным, а виконт все ждал ответа, склонив набок голову с намокшими от дождя волосами и крепко держа уздечку лошади Саммер.
Внезапно Саммер пронзила боль.
Джеймс не любил ее. Он был Камероном, она – его собственностью, а Камероны не выпускают из рук то, что принадлежит им. Черт бы их побрал!
Она посмотрела на мужа.
– Да, я бы оплакивала твою глупость. А теперь дай проехать.
Пальцы Джеймса, обтянутые перчаткой, крепче сжали поводья.
– Что? И тебе не было бы жаль любимого мужа?
– Любимого? Ты льстишь себе!
Виконт сжал коленями бока коня и подъехал так близко, что его нога коснулась бедра Саммер.
– Разве? Я прекрасно помню, как ты клялась мне в любви прошлой ночью. Разве ты не говорила мне снова и снова, как сильно любишь меня?
Краска прилила к лицу Саммер, мучительно переживавшей присутствие внимательно прислушивающейся к разговору Летти. Джеймс насмехался над ее любовью, над ее признаниями. Горло Саммер сжалось от боли и стыда, и она пожалела, что открыла мужу свои чувства. Признание в любви не было нужно ему, разве что для того, чтобы оскорблять ее.
Она гордо вздернула подбородок.
– Я говорила тебе все это только для того, чтобы ты оставил меня в покое и дал поспать, – с презрением произнесла Саммер. – А еще мне стало жаль тебя, и я сказала то, что ты хотел услышать.
Не слушая больше жену, Джеймс рванул поводья ее кобылы с такой силой, что та испуганно заржала и встала на дыбы. Саммер даже пришлось вцепиться в ее гриву, чтобы не свалиться на землю. С ее губ сорвался испуганный возглас; увидев, что Джеймс слегка ослабил хватку, она решила воспользоваться представившейся возможностью сбежать.
Саммер взяла поводья и быстро хлестнула лошадь, пустив ее в галоп, однако виконт успел схватить жену за руку. Она потеряла равновесие и, вместо того чтобы ударить лошадь, хлестнула Джеймса по ноге. В воздухе раздался звонкий щелчок кожаного хлыста по напряженным мускулам.
Грубо выругавшись, Джеймс пнул ногой лошадь, оттолкнув ее в сторону, и обхватил Саммер за талию. Он сдернул ее с седла, и она беспомощно повисла – ее ноги бились о бок коня, а грудь больно уперлась в мускулистую грудь Джеймса.
Кобыла понесла. Саммер почувствовала, как она хлестнула ее хвостом, и услышала глухой стук копыт по жидкой грязи. За ее спиной раздавались сдавленные рыдания Летти:
– Я же говорила вам, мэм, говорила!
Все еще держа хлыст в руке и забыв об осторожности, Саммер подняла его и изо всех сил хлестнула коня по подрагивающим бокам. Затем она вновь подняла хлыст, и его потертый кожаный кончик больно стегнул Джеймса по щеке.
Виконт грубо выругался и, не обращая внимания на испуг жены, не ожидавшей подобного, прижал ее еще крепче, так что ноги Саммер бились теперь о брюхо коня.
Возбужденный ударами хлыста, конь встал на дыбы и заржал. Его передние ноги били по воздуху, а Джеймс, беспрестанно ругаясь, пытался успокоить его. На какое-то мгновение Саммер показалось, что она сейчас упадет прямо под эти ужасные смертоносные копыта, но Джеймс держал ее крепко.
Конь взбрыкнул, и оба всадника соскользнули с седла. Продолжая ругаться и не разжимая объятий, они упали прямо в грязь.
Оправившись от испуга, Саммер лягнула мужа ногой и попыталась откатиться подальше, но, на свою беду, запуталась в складках намокшего плаща и тяжелых бархатных юбках.
Задыхающаяся, извалявшаяся в грязи и промокшая насквозь, Саммер вдруг почувствовала, как Джеймс оказался на ней, пригвоздив ее к земле, крепко держа за запястья и гневно глядя на нее. Его дьявольские брови были сурово сдвинуты над глазами, черными как преисподняя, а на щеке горела багровая полоса от удара хлыстом.
Саммер задрожала и закрыла глаза.
Забрав из рук жены хлыст, виконт отбросил его в сторону, однако по-прежнему продолжал держать ее за запястья. Саммер ощущала пульсацию его плоти сквозь бархат амазонки. Ее дыхание стало таким же тяжелым и затрудненным, как и его. Она услышала хныканье Летти и увидела, как Джеймс повернул голову и грозно посмотрел на служанку.
– Возвращайся, – он. – Дорогу ты знаешь. Я сам отвезу домой твою госпожу.
– Но милорд, вы же не хотите причинить ей боль, ведь нет?
Жалостливые завывания Летти лишь еще больше разозлили Джеймса, и его лицо ожесточилось.
– Она получит не более того, что заслужила. Скажи конюху, чтобы приехал за ее лошадью – кобыла, должно быть, не убежала слишком далеко.
Летти собралась было еще что-то возразить, но виконт так рыкнул на нее, что она взвизгнула, вонзила каблуки в бока спокойно стоящей лошади, и та, заржав, галопом пустилась по дороге к замку, смутно видневшемуся сквозь пелену дождя за верхушками деревьев.
Наклонив голову, Джеймс некоторое время смотрел на жену, не произнося ни слова. Во рту у Саммер пересохло. Она отчетливо слышала частые гулкие удары своего сердца и ощущала толчки возбужденной плоти мужа. Однако гневный огонь, горящий в его глазах, вскоре померк, тяжелые ресницы лениво опустились, а черты лица заострились. Затем он неторопливо шевельнул бедрами, и у Саммер не осталось сомнений насчет его намерений.
– Нет, – отчаянно прошептала она, когда он склонился ниже. – Нет, Джейми. Только не здесь, в грязи, посреди дороги...
– Да! – прорычал виконт в полураскрытые губы жены. – Именно здесь! Похоже, это самое подходящее место для тебя. – Он развел рукой складки плаща Саммер, задрал подол ее платья и принялся расстегивать пуговицы на штанах. Потом он вошел в нее с такой настойчивостью, что Саммер задрожала, ощутив, как ее тело пронзило острое ответное желание.
Это было совершенное безумие. С неба лил непрекращающийся дождь, а ноздри Саммер наполнял пряный аромат можжевельника. Издалека доносился шум реки. Саммер глубоко вдыхала запахи Шотландии и с горячим чувством стыда слушала свои крики любви.
Когда виконт, наконец, привез жену в замок, оба они были с ног до головы перепачканы грязью. Никто не произнес ни слова, когда конь въехал во внутренний двор, никто даже не смотрел в их сторону. И, тем не менее в замке краем глаза наблюдали за приехавшими.
Джеймс вновь отдалился от жены. Он не стал настаивать, чтобы она спустилась вниз к обеду, и ни о чем не разговаривал с ней, лишь время от времени вежливо бросал какие-то общие, ничего не значащие фразы.
Все внутри Саммер разрывалось от боли. Он так и не сказал ей тех слов, которых она ждала, и, судя по всему, никогда уже не скажет. Джеймсу нужно было только ее тело, а в любви, которую она так неосмотрительно предложила ему, он не нуждался. И все же она не могла скрывать от него свою любовь – это было попросту невозможно.
Когда на следующее утро Джеймс сообщил ей, что они возвращаются в Англию, Саммер ничуть не удивилась. Зато ее удивило собственное нежелание покидать Шотландию и семью, которую она уже привыкла считать своей. Она гостила здесь всего неделю, но в лице Кэт обрела настоящего друга.
Катриона была вовсе не рада тому, что брат с женой уезжают, и весьма недвусмысленно сказала ему об этом. Они стояли втроем посреди зала, настороженно глядя друг на друга.
– Это твоя упрямая гордость заставляет тебя уехать так спешно, Джейми? – требовательно спросила Кэт, поджав губы и беспокойно прищурив зеленые глаза.