Свежий утренний воздух произвёл неизбежное воздействие на маркиза. Он пошатнулся, и ему пришлось поймать за плечо лакея, чтобы устоять. Он оказался способен, однако, отдать ещё один поклон в адрес мисс Морланд и помочь ей подняться в карету.
Поскольку дом сэра Ральфа находился в Хэдли-Грин, а маркиз приехал из Лондона, чтобы присутствовать на его карточном вечере, форейторы развернули карету на юг. Получив приказ своего хозяина править в Гретна-Грин, они поначалу были до такой крайней степени удивлены, что могли только хлопать на него глазами, но, когда с помощью лакея он начал забираться в карету, верховой на одной из передних лошадей посмел указать, что Гретна-Грин находится примерно в трёхстах милях отсюда и его светлость совершенно не готов к длительному путешествию.
Маркиз, однако, только повторил: "Гретна!" – и, войдя в карету, опустился на сиденье рядом с мисс Морланд.
Форейторы прекрасно понимали, что их хозяин чрезвычайно пьян, но они знали его достаточно хорошо, чтобы быть уверенными в том, что, как бы сильно он ни пожалел поутру о приказе ехать на север, он меньше будет обвинять их в повиновении ему, чем в пренебрежении его повелениями и благополучной доставке домой. Едва была сложена подножка, как они развернули карету и пустились в направлении Большой Северной дороги.
Маркиз позволил своей шляпе скользнуть на пол и откинул красивую голову на синюю бархатную спинку сиденья. Слегка повернувшись, он ласково улыбнулся своей спутнице и сказал всё ещё с удивительной чёткостью дикции:
– Мне думается, я пожалею об этом, но я напился вдрызг, моя дорогая, напился вдрызг.
– Да, – сказала мисс Морланд. – Я знаю. Это не имеет значения. Я к этому довольно привычна.
Это был итог их беседы. Маркиз закрыл глаза и заснул. Мисс Морланд сидела рядом с ним вполне спокойно, лишь сплетая и расплетая пальцы рук, сложенных перед собой.
Миновали Поттерс-Бар, Белл-Бар, Хатфилд. Мисс Морланд заплатила за проезд на заставах несколькими завалявшимися монетами, найденными в карманах спящего маркиза. Чуть более чем через две мили от Хатфилда карета пересекла деревушку Станборо и начала долгий подъём на Дигсуэллский холм. На Брикуоллской заставе форейтор, восседавший на одном из коренников, сообщил мисс Морланд, что если его светлость желает поспешить, то в Уэлине нужно поменять лошадей.
Попытка разбудить маркиза выявилась тщетной, он только застонал и, казалось, ещё глубже погрузился в сон. Мисс Морланд, у которой было время поразмыслить над опрометчивостью этого бегства, на которое её толкнул всепоглощающий гнев, мгновение колебалась, а затем попросила форейторов править к приличному постоялому двору в Уэлине, где они смогли бы провести остаток ночи.
В скором времени карета подъехала к "Белому оленю"; хозяин был разбужен, и пара заспанных конюхов, притом ещё в ночных колпаках, вытащила маркиза из экипажа и занесла в спальню на втором этаже.
Никто, казалось, не испытал особого удивления насчёт этого странного прибытия столь ранним утром. Маркиз, хорошо известный трактирщику, был явно пьян, и это обстоятельство давало вполне резонное объяснение присутствию и его, и мисс Морланд.
– Хотя, надобно сказать, – заметил трактирщик, когда снова присоединился к своей сонной жене, – я и не знал, что он один из этих заправских пьяниц, – только не Карлайон. Беспутный, а то как же, истинно беспутный.
Маркиз не просыпался до девяти часов. Его первыми ощущениями были ощущения величайшего неудобства. Голова болела, а рот пересох. Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, но вскоре, когда сознание целиком вернулось к нему, сообразил, что почти полностью одет.
Он открыл глаза, мутно воззрился на странную обстановку и со стоном сел в кровати, схватившись руками за виски. Обнаружил, что, за исключением снятых шейного платка и блестящих гессенских ботфортов, он действительно совсем одет, – добрые руки, которые освободили его от сапог и галстука, не преуспели в старании извлечь его из идеально подогнанного сюртука покроя мистера Уэстона.
Окинув очередной раз изумлённым взглядом комнату, маркиз потянулся к шнурку колокольчика и изо всех сил дёрнул его.
На вызов явился хозяин собственной персоной. Карлайон, всё ещё сжимая руками ноющую голову, с крайним недоверием посмотрел на него и произнёс:
– Я уже видел раньше твою подлую рожу. Где я?
Трактирщик заискивающе улыбнулся и ответил:
– Сказать по правде, милорд, ваша светлость находится в самой лучшей комнате "Белого оленя".
– Какого "Белого оленя"? – вопросил маркиз раздражённо. – Я знаю по меньшей мере пятьдесят таких!
– Ну, в Уэлине, милорд!
– Уэлин! – воскликнул Карлайон, отпуская руки. – Какого чёрта я делаю в Уэлине?
Этот вопрос трактирщик, который имел просветительную беседу с двумя форейторами, счёл благоразумным оставить без ответа. Он кашлянул и неопределённо заметил, что наверняка сказать не может. Подождал, пока память его благородного клиента сама заявит о себе, но маркиз с очередным стоном просто откинулся на подушки и снова закрыл глаза. Трактирщик ещё раз кашлянул и сказал:
– Леди заказала завтрак в отдельную гостиную, милорд.
При этих словах глаза маркиза открылись.
– Леди? Какая леди? – резко спросил он.
– Та… та леди, которая сопровождает вашу светлость, – ответил трактирщик.
– О небо! – сказал маркиз и снова сжал руками голову. Повисла пауза. – О небо, что же я наделал? – произнёс маркиз. – Где она?
– Леди провела ночь в смежной спальне, милорд, и ожидает вашу светлость в гостиной… У вашей светлости… э... похоже, нет никаких сундуков или дорожной сумки.
– Да знаю я это, анафема! – сказал маркиз, сбрасывая одеяло и ставя ноги в чулках на пол. – Проклятие на мою голову! Помоги мне вылезти из этого сюртука, болван!
Трактирщик высвободил его, правда не без труда, и предположил, что его светлость, может быть, желает побриться.
– Ибо, милорд, у меня здесь имеется весьма надёжный паренёк, и я сочту за честь предоставить вашей светлости свои собственные бритвы.
Маркиз вылил кувшин горячей воды в умывальный таз.
– Пришли его, приятель, пришли его! – сказал он. Окунул голову в таз, но снова поднял её, чтобы сказать: – Мои поклоны леди, а сам я буду иметь честь присоединиться к ней через полчаса.
Внизу, в отдельной гостиной, мисс Морланд заказала завтрак на полдесятого. Когда наконец появился маркиз, она пила кофе и выглядела такой опрятной и свежей, словно с ней были её горничная и несколько сундуков с одеждой.
Маркиза выбрили, отутюжили заломы на его сюртуке, и он ухитрился уложить свой накрахмаленный, но мятый галстук приличными складками, однако выглядел не очень свежим. Был бледен, и бесшабашное выражение исчезло с лица, оставив его озабоченным и довольно суровым. Он вошёл в гостиную, закрыл за собой дверь и, всё ещё держась за дверную ручку, помедлил, глядя на мисс Морланд со смесью раскаяния и недоумения в своих красивых глазах.
Румянец мисс Морланд усилился, но она спокойно сказала:
– Доброе утро, сэр. Прекрасный день, не правда ли?
– Я не обратил внимания, прекрасен он или нет, – ответил Карлайон. – Я должен попросить у вас прощения, мэм. У меня нет отчётливых воспоминаний о том, что случилось прошлой ночью. Я был пьян.
– Да, – сказала мисс Морланд, задержав ломтик хлеба с маслом на полпути ко рту. – Вы объяснили это в своё время. Налить вам кофе?
Он подошёл к столу и встал, глядя на неё сверху вниз в ещё большем недоумении.
– Мисс Морланд, пьяным я быть мог, но неужели был настолько пьян, что заставил вас сопровождать меня вот сюда?
– Я поехала с вами вполне добровольно, – заверила она его.
Он схватился за спинку стула, стоявшего перед ним.
– Во имя неба, что побудило вас совершить столь неблагоразумный поступок?
– Вы меня выиграли, – объяснила она. – Я была поставлена на кон моим братом.