Идона сперва не поняла, что он имеет в виду, но когда он вынул из кармана кошелек, она негодующе заявила:
— Нет-нет, конечно, нет! Я пришла лишь потому, что считала своим долгом предупредить вас об опасности. И никаких других мыслей у меня не было, уверяю вас.
— И в то же время, я уверен, вы не откажетесь от возможности купить себе ленты для волос или новое платье, чтобы ослепить местных щеголей.
Идоне показалось, что джентльмен насмехается над ней, и она сердито сказала:
— Если вы намерены меня оскорблять, сэр, мне лучше уйти.
Она поклонилась и хотела уйти, но в это время очень быстро — чего она никак не ожидала от него — джентльмен протянул руку и закрыл дверь.
— Не так скоро, — сказал он. — Вы говорите, разбойники ожидают меня, но где?
— Примерно в четверти мили вниз по дороге на юг, — сказала Идона. — А теперь я хочу уйти.
Джентльмен сделал два шага и загородил спиной дверь.
— К чему спешить? Не вижу причины для этого. И мне странно, что такая хорошенькая девушка живет в этакой глуши, да еще и не хочет наряжаться.
Идона понимала — он смеется над ней, но вдруг заволновалась, вспомнив, как выглядит.
Она ездила на лошади ради собственного удовольствия и никогда не надевала шляпу для верховой езды, а просто забирала волосы и закрепляла на затылке.
Ее вьющиеся волосы растрепались на ветру, и сейчас она была похожа на настоящую Богиню Весны.
На ней была старенькая белая блузка, искусно заштопанная няней, чуть тесноватая в груди.
Под стать ей была и зеленая юбка для верховой езды, которую она носила без жакета, слишком узкого и потертого на швах.
Из-под полуопущенных век джентльмен изучал Идону; его взгляд, казалось, пронзал ее насквозь, и девушка неожиданно ощутила робость.
Никогда раньше она не испытывала такого смущения.
Ей захотелось убежать, но джентльмен все еще загораживал дверь.
— Позвольте выразить вам мою благодарность. С этими словами он вынул пять золотых соверенов и протянул девушке.
— Представьте себе, что вы можете на них купить, — продолжал он. — Без сомнения, местный красавчик, с которым вы встречаетесь вечерами после работы, будет петь вам такие дифирамбы, которых вы еще не слышали.
— Я уже сказала, сэр, — ответила Идона, — ваш тон оскорбителен! И мне лишь остается надеяться, что разбойники сумеют преподать вам урок, который запомнится надолго.
Идона рассердилась; ее глаза от возмущения стали темно-голубыми, как альпийские цветы. Сама того не подозревая, она стала еще красивее.
— Но, может, мне отблагодарить вас по-другому? — спросил джентльмен.
Он протянул руки и, к ее удивлению, привлек к себе.
Когда Идона осознала, что он собирается ее поцеловать, она принялась отчаянно бороться, и, к его удивлению, не безуспешно. Вырвавшись из его объятий, она отскочила в другой конец комнаты.
Оглянувшись, Идона заметила на столе грязные тарелки и пустые бокалы от вина.
Мужчина не двигался. Идона настороженно смотрела на него, размышляя, как бы убежать отсюда. Сердце ее учащенно билось.
Она не могла понять, но какой-то магнетической силой он притягивал ее.
Потом в дурном предчувствии она прижала руки к груди — ей стало тяжело дышать, — но в этот миг открылась дверь, и вошел Джим Барли со счетом в руке.
Пропуская его, джентльмен вынужден был отойти от двери; Идона выскочила в коридор и, не останавливаясь ни на секунду, — во двор, мимо экипажа, в конюшню, где стоял Меркурий.
Когда она оттаскивала лошадь от яслей с сеном и разворачивала, чтобы оседлать, кто-то стоял у входа в конюшню и наблюдал за ней. Идона оглянулась: о Боже — джентльмен, от которого она только что убежала!
Идона испуганно посмотрела на него.
Какое-то время стояла напряженная тишина. Потом, растягивая слова, он проговорил, но уже другим, не таким, как прежде, тоном:
— Извините меня, я думаю, нам не стоит ссориться…
Идона молча перевела взгляд на Меркурия, а джентльмен продолжал:
— Я прошу вас показать, где меня ждут разбойники. Согласитесь, они не должны уйти безнаказанно и впредь продолжать свое гнусное дело.
— Я… я уже сказала, где они, сэр.
Идоне хотелось говорить ледяным тоном, но голос звучал молодо и страстно.
— Вы знаете не хуже меня, — ответил джентльмен, — что мы не сможем устроить им засаду без вашей помощи. Одно неосторожное движение, и они убегут. А потом в другой день они так же подстерегут другого, ничего не подозревающего путешественника, которому не повезет, как мне, и его никто не предупредит об опасности.
— Я не понимаю, что… я могу сделать.
— Вы можете проводить меня к тому месту, где они готовят засаду, и… вдохновлять своим присутствием.
Идона снова уловила насмешку, но зато в тоне не было прежнего презрения.
Она решила, что покажет место, где спрятались разбойники, и сразу вернется домой, чтобы не участвовать в дальнейших событиях.
— Хорошо, сэр, — сказала она, — но предлагаю не ехать в вашем экипаже — именно его-то они и ждут.
— А я и не собираюсь, — ответил джентльмен. — Подождите здесь, я предупрежу своих людей, что мы поедем верхом.
Он ушел, и Идона тотчас упрекнула себя в том, что ввязалась в это дело. Если у нее есть хоть капля здравого смысла, то надо предоставить противного, неблагодарного джентльмена самому себе.
Пока Идона обдумывала, как ей лучше исчезнуть отсюда, он вернулся.
— Итак, мы едем, — объявил он, — но учтите: как только вы довезете нас до места, отходите и держитесь в стороне.
Он умолк, но так как Идона ничего не ответила, добавил:
— Но и вы можете оказаться в опасности, хотя вряд ли. Я дам вам пистолет на всякий случай. Вы когда-нибудь стреляли?
— Да, я умею стрелять, — ответила Идона. Стрелять ее научил отец, когда она достаточно повзрослела, чтобы держать оружие, и Идона понимала, что хотя ей как девушке это и не нужно, но тем самым заменяет отцу сына, которого у него не было и о котором он мечтал.
Сопровождая отца на охоте в дождь и ветер, Идона с трудом выискивала куропаток на картофельных полях.
Вообще-то ей не хотелось никого убивать, но так нравилось бродить с отцом по лесу!..
Идона взяла маленький аккуратный пистолет и спросила:
— Он заряжен?
— Конечно. Будьте осторожны: нам ни к чему несчастный случай.
— А его и не будет, по крайней мере по моей вине, сэр, — произнесла Идона с гордостью и тут же пожалела, снова увидев насмешку в его глазах и искривленные в ухмылке губы.
Он опять смеялся, и девушка почувствовала, что ненавидит его. Если разбойники перехитрят и у него ничего не получится, пускай, он получит по заслугам.
Идоне казалось, хотя она и не знала почему, что этот человек привык быть победителем — всегда и во всем. В любой ситуации, несмотря ни на какие препятствия, он достигает цели.
В тот самый момент, когда они готовы были выйти, раздался шум.
И в конюшню вплыло нечто. Видение. Грациозное, красивое. Идона смотрела не веря собственным глазам.
Видение было в платье из розового атласа, с длинной мантильей.
На голове — высокая шляпка с перьями в тон ткани.
На шее — ожерелье из жемчуга и бриллиантов, сверкающее даже в полумраке конюшни.
— Что происходит? Так мы едем или нет? — спросило видение.
— Да, дорогая, но я вынужден попросить тебя подождать в гостинице, пока не улажу кое-какие дела.
Разглядев Идону в полутьме конюшни, незнакомка проговорила:
— Если это мешает продолжению поездки, я не потерплю. Что ты с ней здесь делаешь, хотела бы я знать?
— Дорогая Клэрис, — голос джентльмена звучал невыразимо скучно, — не делай из себя большую дуру, чем ты есть на самом деле.
— Ты меня не обманешь! Ты флиртуешь тут с этой женщиной, и если она немедленно не уберется отсюда, я выцарапаю ей глаза!
Она сделала движение в сторону Идоны, и та подумала: «Да, Клэрис, без сомнения, прелестна, но до ужаса вульгарна!»
Голос ее звучал резко, а речь выдавала человека, не слишком обременившего себя образованием. Лицо можно было назвать красивым во многом благодаря румянам на щеках, помаде на губах и искусно подведенным глазам.