— Так положено.
Леонард наслаждался каждой секундой этого диалога. Он в самом деле обожал миссис Ченг, и потом неделя выдалась не из легких. Человек заслуживает немного простых радостей.
— В этом доме создалась нездоровая атмосфера, — доверительно сообщил он. — Что-то вроде ядерного конфликта. Чревато самыми ужасными последствиями. Вот ведь никогда не подумаешь! Сбил старую каргу — и на тебе, ядерный гриб.
— Моя не знать, — был ответ.
Китаянка прошагала к раковине и принялась убирать наставленные там пузырьки с лекарствами.
— А я очень хочу знать, какой черт… — Леонард повернул трость ручкой вниз, пошарил под кроватью и выудил сперва одну тапочку, потом другую, — какой черт дернул Джеймса выехать, когда он знал, что без очков ни черта не видит?
Миссис Ченг не ответила, истово надраивая смеситель.
— Теперь таскается к этой старой карге, шаркает перед ней ножкой. Кейт это не по нраву, а, спрашивается, почему? Сама все время отирается среди дряхлых и немощных, а Джеймсу, видите ли, нельзя зайти в гости к безобидной старушенции? Почему, я тебя спрашиваю?
— Моя не знать, — сказала миссис Ченг. — Твоя хотеть кофе?
— Кофе я бы выпил, но не твоего. Во всем мире не найдется китаезы, который умел бы приготовить кофе. Ты хоть понимаешь, какую бурду варишь?
— Моя твоя не понимать! — отрезала китаянка, расставляя назад пузырьки.
— Люблю женщин с перчиком! — восхитился Леонард. — Немного здоровой перепалки никогда не повредит, ты уж поверь старику. В Кейт перчик имеется, да-с. Как думаешь, у Джеймса с той старой каргой есть что-нибудь общее, кроме возраста?
— Твоя не говорить про возраст, — с тем же замечательным внешним бесстрастием высказалась миссис Ченг. — Твоя сама старая. Твоя скоро будет сто лет.
— Да уж, я старый негодяй, — с нескрываемым удовольствием произнес Леонард. — Где же наконец кофе? Долго еще ждать? За что тебе только деньги платят, ты, невежественная крестьянка!
Сунув метелку в бездонный карман, китаянка принялась сворачивать шланг пылесоса.
— Я вот узнаю, сколько ты тут у нас зарабатываешь…
— Мало, но за вас мне приплачивают, иначе ноги бы моей тут не было, — сказала миссис Ченг, внезапно теряя свой дремучий акцент.
К кофе Джеймсу было предложено весьма ординарное печенье в восьмиугольной жестяной коробке — китайской, если судить по орнаменту из журавлей и пионов. Жестянка была древняя и видавшая виды, как и все остальное в тесной душной гостиной мисс Бачелор, за исключением разве что приемника. Мисс Бачелор высоко ценила этот прибор: он исключительно хорошо ловил Би-би-си и тем самым скрашивал ей долгие одинокие ночи.
Надо сказать, гостиная поражала не только обилием старого хлама, но и своим редкостным унынием. Мисс Бачелор была так же неспособна украсить свое жилище, как и себя самое, и принимала этот факт с достоинством.
— Как вы, без сомнения, заметили, — сказала она Джеймсу, — дизайнер из меня никудышный. То, что я умею воспринимать прекрасное, мало помогает мне в повседневной жизни.
Часть мебели была еще викторианской, то есть тяжеловесной и как бы раздутой, часть словно перекочевала сюда из дешевых меблированных комнат и неприятно выделялась своим крикливым глянцем. Кресло, в котором сидел Джеймс, было прежде всего удивительно неудобным, а чехол все время сбивался. Ковер неплохо было бы как следует вычистить, а занавески отгладить. За приоткрытой дверью, замок на которой, должно быть, давно разболтался, виднелась кровать под застиранным стеганым покрывалом, некогда малиновым, а теперь тускло-бурым. Единственным источником позитивных эмоций были стены, увешанные репродукциями любимых итальянских живописцев хозяйки, вроде Беллини и Джорджоне, и копиями барельефов Гиберти и делла Роббиа.
Против всех ожиданий, это даже не была отдельная квартира. Дом на Кардиган-стрит принадлежал невестке мисс Бачелор, и здесь ей было отведено всего два помещения. Невестку Джеймс встречал у входа, как раз она и отворяла ему дверь — неприветливая женщина, вдова, снедаемая одиночеством и ипохондрией. Впрочем, она и раньше была не слишком счастлива, не в силах простить мужу его более высокого интеллекта. Позже это негодование обратилось на Беатрис. Гость мужского пола, да еще с бутылкой хереса, не говоря уже о цветах, явился для вдовы прямо-таки личным оскорблением.
В свое третье посещение дома на Кардиган-стрит Джеймс имел неосторожность воскликнуть:
— Миссис Бачелор, как хорошо вы сегодня выглядите!
— Вы окончательно восстановили ее против себя, — заметила Беатрис. — Она ни минуты не сомневается, что это едкая насмешка.