— И что? Она вас выставит за порог?
— По крайней мере попробует: спрячет мою масленку, не впустит мою кошку или что-нибудь в этом роде. Но я уже научилась облекать себя в мантию восточного бесстрастия. Это ее, во-первых, раздражает, а во-вторых, заставляет отступать.
На ногах Беатрис под простецкими колготками все еще виднелось несколько жуткого вида синяков. Джеймс дал себе слово не прекращать визитов, пока они совершенно не побледнеют, хотя уже в самый первый раз, когда он начал многословно распинаться насчет своих глубоких сожалений, Беатрис перебила его, сказав, что не желает больше об этом слышать.
— Мы оба пострадали, мистер Маллоу. Пострадало наше достоинство. Возвращаясь к этому прискорбному случаю, мы будем заново терять его в своих воспоминаниях.
Цветы — горшочек живых гиацинтов — неописуемо порадовали Беатрис, да и херес тоже.
— Были в моей жизни моменты, когда я употребляла этот напиток, и притом в больших дозах. В очень больших, — сказала она задумчиво. — Например, когда приходилось ехать в Грецию в одиночку, просто потому что было не с кем. Вид этой бутылки вызывает в душе двойственный отклик: стимулирует и при этом навевает грусть. Но случались со мной и авантюры.
— Какие же? — полюбопытствовал Джеймс.
Беатрис отвела взгляд.
— Это было как-то связано с мужчинами? — не унимался он.
Она не ответила.
— О! Мисс Бачелор! — воскликнул он с неожиданным для себя оттенком игривости. — Я чем дальше, тем больше рад, что зава… повалил вас.
В ходе знакомства выяснилось, что, помимо острого ума, Беатрис обладает рядом других достоинств. Например, она не признавала условностей — возможно, потому, что много лет работала в женской школе и уволилась только ради ухода за престарелыми родителями (на редкость хлопотливого и долгого ухода, прежде чем оба они отправились в лучший мир).
— Я любила отца и мать, — спокойно объяснила она Джеймсу, — но никто из них ни чуточки мне не нравился.
Наследство было крохотное, его хватило лишь на то, чтобы кое-как устроиться брату с женой и пристроить ее, Беатрис.
— Брат был человек непрактичный и — это еще мягко выражаясь — слабохарактерный. Настоящий подкаблучник. Из-за жены всю жизнь просидел в секретарях у мелкого нотариуса. Я отдавала (и теперь отдаю) на хозяйство всю пенсию, которую, увы, едва можно разглядеть невооруженным взглядом.
— На Грецию уже не выкроить? — сочувственно предположил Джеймс.
— Те поездки обходились не так уж дорого. Я имею в виду в финансовом смысле, — хмыкнула Беатрис.
Разумеется, он не преминул поделиться пикантной информацией с Кейт.
— Как думаешь, что там у нее было, в этих поездках? Если уж заграница обходится дешево, значит, кто-то платит за удовольствие! Вообрази, молодой красавец показывает ей достопримечательности, а она с ним расплачивается натурой. Черт, даже как-то романтично! Вино, свежий хлеб, подарки, а потом любовь под раскидистой оливой…
Кейт не разделила этих восторгов. У нее был хмурый, отчужденный вид. Она сказала, что Джеймс выставляет в дураках и себя, и бедняжку мисс Бачелор, а когда он попробовал спорить, резко оборвала разговор.
— Ого! — сказал Леонард. — Ревнует.
— К кому это? — изумился Джеймс. — К мисс Бачелор, что ли?!
— Я не настолько туп, как думают некоторые, и в этих делах разбираюсь.
— Старый ты провокатор!
Отложив газету, Леонард долго смотрел на племянника и наконец сказал:
— А ты старый болван.
Почему это болван? — удивился Джеймс. Потому что без труда вписался в убогую, безобразную обстановку гостиной мисс Бачелор? Потому что там он чудесным образом в ладу с самим собой? Потому что легко нашел общий язык с нелепой старой девой? Он чувствовал себя в сто раз больше болваном там, где предпочитала бывать Кейт, — в местах сборищ отбросов современного общества, людей без будущего, без настоящего, а порой и без прошлого, людей с выжженной душой.
И почему не сама Кейт, а Леонард ставит ему это в вину?
— Я живу с женщиной на двадцать пять лет моложе, — сказал Джеймс Беатрис в свой третий визит. — И с ее дочерью, которой четырнадцать. И с моим дядей, которому восемьдесят пять.
— Богатая коллекция.
— Да… хм! Полагаю, именно так это и можно определить, только… Когда что-то имеешь, не сознаешь себя богатым. Это часть простой повседневности.
— Людям стоило бы научиться ценить именно простую повседневность, — заметила мисс Бачелор. — А девицу четырнадцати лет возьмите как-нибудь с собой. Подростки мне нравятся, особенно трудные. Сама была такой в незапамятные времена. Знаете, как определить, выйдет ли из человека толк? Если в четырнадцать с ним наплачешься, значит, выйдет.