Она намерена найти мать. Эта уверенность согревала ее, когда они въехали в маленькую деревушку и вошли в маленький паб, пока они не спросили об американце ирландского происхождения и его светловолосой спутнице. Хозяин паба побледнел и рассказал им о пожаре.
Путь от гостиницы к зданию магистрата она проделала как в кошмарном сне. Все чувства неимоверно обострились, прикосновения и звуки затуманивали зрение. Она остро чувствовала бормотание любопытных жителей, которые присоединились к ним, толпой следуя рядом с ними. Хозяин паба шептал объяснения, деревенские издавали приглушенные и любопытные возгласы. Эту мистерию нужно прекратить. Для нее она не развлечение.
Эшмор взял ее под локоть; она не могла вспомнить когда заметила только, что он все крепче поддерживает ее. Он не думает об ее удобстве, поняла она, он просто удерживает ее на ногах. Ей хотелось сказать ему, когда они проходили по улице, с обеих сторон огражденной низкими каменными стенами, что с ней все в порядке, но она чувствует и брызги океана, и пыльный ветер дороги. И тут она поняла, что красота этой сельской местности, возможно, приобретает особое значение: ей, возможно, придется запомнить это место как место, где умерла ее мать.
Эта мысль принесла с собой предчувствие ее собственной скорби. Мама, только мама принадлежала ей. Мама была причиной всего, что она сделала. Когда чиновник магистрата, потревоженный во время своего чаепития, торжественно показал им вещи, спасенные во время пожара — зеркало, ложку и кольцо, — она не смогла ничего сказать. Минна узнала бриллиант. Бриллианты — самые прочные камни, однажды сказала ей мама. Как правильно, что мужчины дарят женщинам бриллианты в знак любви. "Мое сердце твердое, как бриллиант, оно не согнется и не изогнется для вас" — да, в этом есть большой смысл. Однако мужчина четко объяснил, что нашли кости в доме высоко на скалах, сгоревшем всего два дня назад. Его арендовали мужчина и женщина. Неизвестно, почему дом загорелся.
Минна обрела голос, когда мужчина не стал протягивать ей бриллиант. Она должна удостоверить свою личность, сказал он, прежде чем он передаст ей такой ценный предмет.
— Вы лжете, — сказала она. — Хотите оставить его себе.
Он покраснел, жирный и взъерошенный, как перекормленный петух, в своей красной мантии. Она повернулась и вышла к ожидающей ее толпе, тела откатились от нее, как рябь на воде. Она не будет хоронить Коллинза, а мать захотела бы, чтобы ее похоронили в Англии.
— Минна. — Ладонь легла на ее руку: снова Эшмор, — не собираясь останавливать ее, он просто шел рядом с ней. — Вот, — сказал он и поднял ее руку, положив в нее что-то. Кольцо с бриллиантом, теплое от его руки. Вид кольца вернул ее к действительности. У них за спиной на улице послышался шум, гомон. Ей показалось, что Эшмор совершил что-то опасное, что гнев, который должна была ощутить она, вместо этого поселился в нем, в его кулаке, которым он дал по носу чиновнику магистрата. Но, оглянувшись через плечо, она увидела "петуха", спокойно беседующего с кем-то. Он поднял голову, посмотрев им вслед; и другой человек тоже обернулся в их направлении. С этого расстояния она не могла рассмотреть выражения их лиц, но наклон голов позволял предположить, что они оценивают что-то.
— Что ты им дал? — спросила она.
— Кое-что взамен.
— Ну, сделка была неудачная. — Ее голос звучал сонно, это внушало опасение. Она постаралась говорить более выразительно. — Коллинз подарил ей это кольцо. — Теперь это прозвучало так, словно она гордится этим фактом. Ее пальцы сжали острые грани камня. — Она никогда его не снимала.
— Значит, оно принадлежало ей, — сказал он. — И оно должно быть у тебя.
Какой он добрый! Она отметила это про себя и снова обратила внимание на дорогу впереди. Дома, стоявшие по обе стороны главной улицы, были грязно-белого цвета, с совершенно плоскими крышами, как будто чей-то огромный палец хотел прижать их к земле. Стая ворон сидела на одной из крыш, каркая, хлопая блестящими крыльями. Это производило мрачное впечатление — самый лучший, какой только можно вообразить себе, пример того, как может местность прийти в упадок. Ей не часто доводилось видеть сгоревшие дома.