В этом и была вся суть: Магнус не помнил, но был полон решимости узнать, раскопать, вернуть себе всё то, от чего добровольно и так глупо отказался.
Он повернул голову вбок, пойманный между двух бицепсов упирающегося на предплечья Алека, и чувственно куснул мышцу, горячим и шершавым языком тут же лизнув алеющий след зубов. Алек вцепился пальцами в его волосы и прижался ртом к шее, оставляя уже, наверное, десятый по счету засос. Они ласкали друг друга ненасытно, отчаянно, пылко, но не касались по-настоящему, словно дразнясь.
Прошлой ночью, когда их с головой накрыло голодной страстью, не было такого чёткого осознания, что каждый миг, каждый вдох и каждый взгляд абсолютно хрупок. Магнус просто добровольно нырнул в пучину своих желаний и чувств, но сейчас он понимал: если он и сможет вынырнуть, сможет держаться на плаву, то только если будет ощущать ладонь Алека в своей.
– Скажи, что это навсегда, – прошептал он, когда руки парня подобрались к ложбинке между ягодиц.
Алек замер, неуверенный в том, правильно ли понял суть вопроса, и сдвинул брови.
– Скажи, что не дашь мне забыть тебя снова, – Магнус как-то загнанно дышал, его ногти впивались в Алековы плечи. – Скажи, что напомнишь, почему я всегда к тебе возвращаюсь.
Парень приблизил своё лицо, коснулся губами лба и прошептал:
– Обещаю.
***
Солнце за окном расчерчивало по серо-голубому небу холодные желтоватые лучи, тщетно пытаясь согреть проснувшийся город. Магнус прислонился лбом к стеклу и притянул ноги к себе, уместив на коленях горячую чашку. Откуда-то из глубины квартиры доносился шум воды, по телевизору двое ведущих обсуждали новинку кино, запах свежесваренного кофе заполнил воздух.
Магнус находил в этой атмосфере что-то давно позабытое, такое родное, такое устоявшееся и непоколебимое, как законы физики. Память, словно издеваясь над ним, рисовала в голове разные сценарии, в каждом из которых Алек выходил из ванной, целовал нежно в губы и проводил с ним завтрак на подоконнике. Единственное, что подоконник был другим и в другой квартире.
– Не думал, что когда-нибудь вновь увижу это, – раздался голос над ухом, и Магнус подпрыгнул от неожиданности, пролив кофе на свои домашние брюки. – Прости.
Танцор повернул к нему голову и нахмурился, надув губы. К сожалению или к счастью, Алек всегда знал, как загладить вину. Его руки на талии, прижимающиеся к любой части лица губы, шёпот, посылающий мурашки по спине, – всё это действовало на Магнуса безотказно.
– Если не отмыть сразу, то пятно въестся намертво, – пробормотал он, всё ещё дуясь.
Алек оторвался от челюсти танцора, которую покрывал укусами-поцелуями, и посмотрел в его глаза.
– Хочешь, чтобы я сейчас почистил твой подоконник?
– Хочу.
Парень вздохнул, поворчал себе под нос и двинулся к раковине. Взял средство, губку и принялся убирать небольшую лужицу.
– Доволен? – спросил он, едва отложил губку и пластиковую бутылку в сторону и подошёл к танцору.
Магнус не ответил, лишь вдохнул полной грудью и, вцепившись пальцами в футболку на груди Алека, притянул к себе, обвивая ногами талию и страстно целуя. Парень усмехнулся в его губы и обнял крепче. Магнус начал подозревать, что теперь так будет всегда: поцелуи до отчаянного покусывания губ, жадные касания рук, полные страха взгляды, когда боишься, что видишь человека в последний раз, что завтра можешь и не вспомнить. И этот страх душил, несмотря на то, сколько уже обещаний дал ему Алек, сколько слов любви прошептал, сколько раз ловил за руку, не давая уйти, не давая отстраниться.
Здравый смысл говорил ему, что это временно, напоминал о том, как с каждым новым днем он дышал свободнее, но этот страх внутри всё ещё имел над ним власть.
Алек резко прекратил поцелуй и, отстранившись, провёл рукой по щеке, и в его глазах была такая уверенность в себе, в них, в завтрашнем дне, в решении, соскользнувшем с его губ:
– Переезжай ко мне.
***
Февральское солнце было теплее, чем в месяце-предшественнике, и совсем немного прогревало почву, показавшуюся из-под снега. До весны оставалось чуть меньше двух недель, и весь город с нетерпением её ждал.
Алек подхватил коробку с документами из машины одной транспортной компании и, расплатившись с грузчиками, бодрым шагом направился к Магнусу, ожидающему его у крыльца. Солнечные лучи били ему в глаза, заставляя жмуриться, и эта гримаса казалась парню до того забавной и милой, что он еле сдерживал рвущуюся наружу улыбку.
– Я не верю, что это реально, – сказал Магнус тихо и повернулся к коттеджу, который они приобрели месяц назад. – Ущипни меня.
Алек сжал его ягодицу, чуть склонившись набок, и Магнус подпрыгнул на месте, чудом не уронив горшок с цветком, который не доверил ни одному из грузчиков.
– Я пошутил, Александр! – злобно проворчал он, потирая уязвленную пятую точку.
Парень рассмеялся и протянул ему раскрытую ладонь.
– Идём?
Магнус вдохнул полной грудью и, перехватив горшок одной рукой, вложил свою ладонь.
– Идём.
Дом был двухэтажным, с высокими в потолок окнами, выходящими на Пятую авеню, и белоснежными колоннами перед парадной дверью. Они влюбились в него с первого взгляда, да настолько, что решение о совместной аренде квартиры плавно перетекло в решение о совместной покупке целого дома.
Как только Магнус ответил согласием на переезд, они оба согласились с тем, что жить в лофте, где раньше, хоть и недолго, проживал Уилл, – странно, а квартира Алека напоминала о том, сколько времени они потеряли и сколько боли друг другу причинили. Поэтому понятие «что-то новенькое», под которым подразумевались квартира-студия или лофт, вдруг стало большим двухэтажным коттеджем, похожим на семейный дом, где могли бы жить их дети.
Алек с трепетом думал об этом, мечтал, как крохотные ножки будут топать по широкой лестнице из дерева, цвет которого Магнус описал как «орех натуральный», хитро сверкнув глазами и даже не представляя, какие мысли посещают его возлюбленного, когда тот смотрит на неё.
Единственное, что не давало покоя парню с момента, как они вновь вернулись друг к другу, – это будущие мировые туры, в которые Магнус должен будет отправиться. Он с опасением ждал начала сезона, но где-то в середине января Магнус, усадив его перед собой на подоконнике в его квартире, огорошил новостью, на которую он сначала отреагировал возмущением. Алек взмахивал руками, хватался за голову, говорил, что не стоит из-за него рушить мечту повидать весь мир, что он будет ждать его в Нью-Йорке или поедет за ним куда угодно, – Магнусу стоит лишь попросить. Но чужие ладони молчавшего до этого момента танцора обняли его лицо, пальцы провели по губам, и улыбка тонких губ дополнила глаза, светящиеся бесконечной любовью.
– Я согласился на предложение, потому что не хочу больше уезжать, – прошептал тогда Магнус. – Мой мир здесь, – и поцеловал со всей нежностью, что вызывал в нём его парень.
И тогда Алек понял, что Магнус по-настоящему к нему вернулся.
***
Разбор вещей и расстановка мебели заняли у них всю последующую неделю.
Бесконечные «Алек, подвинь диван сюда», «Боже, не так далеко», «Да дай, я сам», «Надо было доплатить рабочим», «Я потянул спину, сделай массаж», «Этот книжный шкаф будет преследовать меня в кошмарах», «Алек, я разбил ту хрустальную вазу, обними меня», «Я пла́чу не из-за того, что дизайнеры перепутали цвет столешницы, а из-за того, что они придурки и мне их искренне жаль» заставляли Алека сначала привычно закатывать глаза, а потом на его губах играла удовлетворенная улыбка, и он ловил Магнуса за руку, прижимал к себе и целовал так сильно, что танцор был готов поклясться, что видел под веками звёзды.
Драматичная и капризная натура Магнуса никуда не исчезла, но Алек любил его так даже сильнее. Он всё чаще замечал, что Магнус смотрит на него каким-то беззащитным взглядом, осторожно наблюдает за его передвижениями, словно боится, что однажды, выйдя за порог, Алек может не вернуться. Он не говорил с ним об этом вслух, потому что слов уже было сказано достаточно. Он каждый день напоминал, что любит, что рядом, но напоминал обыкновенными, будничными действиями, после которых видел в злато-зелёных глазах, как страх немного отступает. И был рад этой маленькой победе, прекрасно зная, что завтра снова надо будет бороться.