– И что я, по-твоему, должен делать, черт побери?! – рыкнул он, ударяя по бедрам.
Я выдержала его взгляд, боясь, что он заподозрит меня хотя бы в мизерной попытке устроить ссору.
– Я люблю тебя – всем сердцем. Я хочу быть твоей женой, твоим партнером. Хочу быть рядом во всех твоих переделках. Но я не знаю, как себя вести и какая мне отводится роль. Помоги разобраться, Райан. Помоги найти мое место во всей этой истории.
Райан выдохнул, явно раздосадованный:
– Тар, ты же видишь, что творится! Все эти несносные папарацци, гребаные таблоиды. Они отбирают у меня все! Все, что для меня свято! Как по-твоему, почему наша частная жизнь не может оставаться частной? Если я отдам им это, что у меня останется? Ничего.
Я совершенно растерялась, но за смятением последовал гнев.
– Может быть, мне и вовсе лучше сидеть здесь? Тогда я останусь частным делом, – пробормотала я, обращаясь к кафельному полу.
– Нет. Даже не думай!
Какое-то время я изучала свои кружева, а потом посмотрела ему прямо в глаза, умоляя о ясности.
– Ответь только на один вопрос. Почему ты так поступил? Если ты не хочешь признать нашу помолвку, если это должно быть какой-то тайной за семью печатями, то зачем ты сделал мне предложение публично?
– Ты не понимаешь.
Коротко фыркнув, Райан встал, обошел меня и направился к двери.
«Прекрасно! Как и все мои прежние. Проще свалить, когда разговор приобретает хоть малую остроту. Только так и не иначе. Уйти».
– Ты прав. Не понимаю.
Райан остановился на пороге и, к моему удивлению, буквально вцепился обеими руками в косяки. На миг он понурил голову.
– Я промолчал у Джимми Коллинза, потому что эта скотина нуждалась в моем признании ради рейтингов. – Он развернулся и зашагал вдоль ванны – от душевой, выложенной ноздреватой плиткой под песчаник, до двери и снова обратно. – Тар, интимные подробности нашей личной жизни не подлежат публичному обсуждению. И я не позволю, чтобы кто-то на них наживался. Это наша жизнь и только наше дело.
Я быстро втянула воздух, когда он замер передо мной.
– Я занимаюсь кино. Этим я зарабатываю на хлеб. Если я иду на ток-шоу, то делаю это для разговора о моей работе и рекламы фильма. Там незачем выбалтывать секреты о нашей личной жизни.
– Но едва ли не вся твоя жизнь открыта для публики. Я всегда считала, что это радость, когда люди собираются пожениться.
Его жесткий взгляд смягчился, когда он взял мою левую руку в свои.
– Так оно и есть, это радость. Ты для меня все, Тарин, и никакой не секрет. – Ладонь Райана скользнула по моей щеке, касаясь далеко не только кожи. – Я просто не хочу вещать всему миру на ток-шоу о том, что для меня свято. Ты мой мир, милая. А не их. Они могут заполучить меня, но тебя не получат. – Он страдальчески нахмурился. – Я собирался петь другую песню, когда делал предложение. Все было расписано и должно было произойти частным порядком. Но дела пошли вразнос, и я не уложился по времени. – Райан пригладил волосы. – Черт, все решили, что я тебе изменил. Даже ты, Тарин. И я решил, что раз так… от меня потребуется широкий жест.
Я глубоко вздохнула, испытав угрызения совести, – да, я была в числе усомнившихся.
Райан пригнул голову, чтобы снова поймать мой взгляд.
– Я обезумел, обиделся и подумал тогда… – Он погладил меня по щеке. – Господи, я страшно боялся тебя потерять.
При воспоминании о подброшенном любовном письме и прискорбном путешествии во Флориду на мои глаза навернулись слезы раскаяния.
– Я и думала, что потеряла тебя.
Он мотнул головой в безмолвном «нет».
Я утерла глаза:
– Мне очень понравилась песня. Она была прекрасная. Безупречная. Я очень хочу услышать ее снова.
– Я написал ее в самолете, – улыбнулся Райан. – Хотел, чтобы ты поняла, как серьезно я настроен. Как хочу жить с тобой, Тарин. Когда я сказал, что это навеки, я не шутил. Вот в чем дело. Ты и есть моя жизнь. Но тот я, который стоял перед тобой на коленях тем вечером, и я, стоящий перед тобой сейчас, совсем не те же я, что под лучами прожекторов. – Он с силой прижал руку к сердцу. – Им достается оболочка, а не суть – она для тебя.
Боже! Он заглянул мне прямо в душу и говорил искренне! Я тоже положила руку ему на сердце.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, Райан. Со всеми плюсами и минусами. Иногда я…
– Милая, мы пережили так много. – Его голос надломился, большой палец чиркнул по низу моего живота. – Есть вещи, о которых я не хочу говорить на людях, особенно по национальным телеканалам. Ты даришь мне покой, и это чувство лелеять мне, а не им.
– А я надеюсь, ты понимаешь, что я стараюсь разобраться в этих закулисных механизмах, поэтому не хотела заводить этот разговор. Я пыталась вникнуть во все сама, но просто не всегда понимаю доводы Марлы.
– Я тоже ее, бывает, не понимаю, но стараюсь доверять ее мнению. У нее есть свои причины охранять меня – то бишь нас. Она не хочет, чтобы я устраивал телесенсацию, хотя история уже известна. – Райан пожал плечами и заправил мне за ухо выбившуюся прядь. – К тому же не пройдет и часа, как узнают миллионы. В той же мере, в какой я хочу защитить тебя от безумия моей жизни, я понимаю и то, что не смогу делать это вечно. Поэтому сегодня вечером все изменится. Но на моих условиях.
Он ласково улыбнулся, водя пальцем по моим губам. Я облегченно вздохнула, но отпустило меня ненадолго. Через двадцать минут я смотрела, как он носится по спальне в исступленном поиске.
– Ты положил часы в кармашек кейса, – напомнила я, зная, что он ищет.
– Откуда ты?.. Спасибо. Не знаю, что и делал бы без тебя, – пробормотал Райан.
Я хотела сострить, но сдержалась. Он был чернее тучи еще с ланча, когда Триш обратила его внимание на злобные выпады в утренней прессе. Райан горячо заявил, что наезды его не волнуют, но было ясно, что это не так.
Вместо того чтобы сесть и расслабиться, он метался по номеру. Чем больше он мерил пространство шагами и чем ближе подходило время выхода, тем сильнее он возбуждался. Надел пиджак, тут же снял и моментально напялил опять. Затем похлопал себя по карманам, в сотый раз проверяя, взял ли мобильник.
Я укладывала помаду в вечернюю сумочку, когда Райан с силой выдохнул.
– Здесь и правда очень жарко? – спросил он, стараясь оттянуть ворот рубашки.
Я помотала головой. По мне, так в номере было прохладно.
Он вытер пот со лба и выглядел в этот момент очень бледным.
– Потею, как не знаю кто.
Я подумала, что дело, похоже, отнюдь не в жаре.
– Тебе нездоровится?
– Немножко. Вообще-то, у меня чуть кружится голова. Черт, да здесь просто жара.
Дыхание Райана сделалось тяжелым, лицо совсем побелело.
«О нет! Только не сейчас!»
Первое, что пришло мне в голову, – ему нужен воздух.
Райан привалился к стене, все грудью вдыхая волны, распространившиеся от кондиционера. Тут к нам пожаловали наши друзья и близкие.
Эллен заглянула за двойные двери, ведущие в спальню:
– Что стряслось с Райаном?
Я заступила ей дорогу, не позволяя войти.
– Его немного тошнит, – солгала я. – Через минуту пройдет.
Такое с ним уже случалось, и я знала точно, в чем дело. Он никому бы не признался в этом, но страшно разволновался. Мне хватало ума, чтобы понять причину.
– Он выйдет, когда будет готов, – сказала я Дэвиду, едва тот сунулся к двери.
Я не хотела ему грубить, но Райан сейчас не нуждался ни в чьих домогательствах. Тревожное состояние непредсказуемо. Я была рада, когда Майк взял дело в свои руки и выдворил всех из номера.
Я размяла Райану спину и плечи. Впервые я увидела его таким, когда толпа фанаток заполонила улицу и тротуар перед моим пабом.
– Порядок?
Уронив голову и тяжело дыша, Райан согласно кивнул. Я переживала за него, зная, что его гложет.
– Майк будет все время рядом. Ты знаешь, он не даст тебя в обиду.
– Знаю, – прошептал он, стараясь выровнять дыхание. – Но теперь все иначе.