- А ты не чувствуешь боли, когда уводишь пациента? - спросила она, с тревогой прикусив губу, как только представила, что бедный гипнотерапевт вынужден вместо пациента терпеть даже часть той боли от операции. Во многих пособиях по телепатии писали, что происходит именно так.
- Это байки. Уводящий вовсе не обязан чувствовать боль того, кого уводит, - мягко пояснил Зарем, послав ей телепатическую улыбку, - конечно, так может произойти, если у этого горе-сканера недостаточно высокий уровень. Но для этого на должность гипнотерапевта-анестезиолога и берут только высших.
Кей-Ше продолжала задавать вопросы, и Зарем доброжелательно рассказывал все, что ее интересовало, так что с каждым днем она все с большим любопытством ждала его появления. Они все чаще гуляли в больничном саду, и там он говорил с ней о горианских цветах и деревьях, о природе и обычаях, о стихах и песнях и обо всем, что приходило в голову. Там же они частенько встречали других больных и персонал и постепенно Кей-Ше поняла, что Зарем - всеобщий любимец.
Совершенно по-другому все относились к Берку: его имя произносили с придыханием, но было видно, что большинству людей неуютно общаться с ним лично. Кей-Ше поняла это по тому, как часто люди просили Зарема передать ту или иную информацию главному телепату клиники. Кроме того, с Заремом каждый норовил перекинуться с ним словечком и просто так: и медсестры, которые в основном были женщинами и врачи, в основном, мужчины, и пациенты - как ни странно, в основном, дети.
- Здесь много детей... я думала, это взрослая клиника, - удивилась Кей-Ше, когда поняла, сколько вокруг малышей, с которыми в саду часто гуляли медсестры и родители. Большинство из них не испытывало никаких физических затруднений, и Зарем пояснил, что они находятся в клинике для лечения телепатических заболеваний, а не телесных.
- У нас нет такого разделения, - пояснил тогда он, - а детей здесь много потому, что во взрослом возрасте отклонения случаются, к счастью, реже. Тогда их сложнее излечить.
- Как у меня? - тихо спросила она, но Зарем не ответил, лишь послав ей ободряющий взгляд.
Возвращаясь в палату с этих прогулок, они вместе смотрели горианские комедии, ужинали, смеялись. Иногда он уводил ее и мягко помогал восстановиться, если Кей-Ше испытывала слишком много негативных эмоций после работы с Берком. Иногда пускал "к себе" и потихоньку учил ее сканировать - на более высоком, тонком, виртуозном уровне, чем когда-либо могли себе помыслить ее педагоги с Октиании.
- Зарем, а Берк знает, что ты учишь меня этому? - спросила она однажды.
- Думаю, да, он же читает твои мысли, - пожал плечами горианец.
- Я никогда не думаю о тебе при нем.
- Почему? - спросил он после небольшой паузы.
- Не знаю.
Кей-Ше пожала плечами и послала ему телепатическую улыбку.
На седьмой день Берк сменил тактику и стал мучить ее по-другому, залечивая мелкие травмы. Надеясь, что ее чуть более целая психика пропустит его дальше туда, в самую темную темноту. За три дня Кей-Ше узнала о себе больше неприятного, чем за всю предыдущую жизнь. Вспоминая детство, она никогда не думала о том, сколько всего вытеснила из памяти, замела под ковер своих внутренних понятий о приличиях. Например, то, как воровала хлеб у других детей в интернате. И даже отнимала у тех, кто был слабее.
Вспомнив об этом, она испытала жгучий стыд и, ужасно разозлившись, процедила Берку:
- Не говори мне, что я не виновата.
- И не собирался, - ровным тоном, в котором ей почудилось презрение, ответил он.
Тогда щеки Кей-Ше пошли пятнами:
- И не смей осуждать меня. Ты понятия не имеешь, что такое быть голодным. Ты не знаешь...
Она начала задыхаться и замолчала, из последних сил сдерживая слезы.
- Я не осуждаю, - по-прежнему невозмутимо отозвался он, молча ожидая, когда она снова повернется к нему. Обычно Кей-Ше успокаивалась сама, поворачивалась, и они продолжали, но на этот раз она не справилась, сжалась в комок и стала слегка раскачиваться на месте:
- А следовало бы. Те дети тоже были голодными. Я не имела права...
- На что еще ты не имеешь права из-за этого? Быть счастливой здесь, на Горре? Обедать? Наедаться досыта?
- Да, - прошептала она, чувствуя тугой комок в горле. - Я не имею права.
- И что ты намерена делать? Спасти их всех?
- Да.
Последнее слово она прошептала почти беззвучно и прерывисто вздохнула из-за невыплаканных слез. Берк вздохнул вместе с ней:
- Ты не можешь спасти их всех. Особенно тех, кто уже умер.
- Я должна спасти хотя бы своих. Мне надо вывезти хотя бы мою семью.
- И они тогда будут счастливы?
- Да.
- Откуда ты знаешь?
- Я не знаю. Но я должна это сделать для них. Хотя бы Асей-Ше и Кадита.
- И ее мужа, и его жену, и их детей, да?
- Да.
- Даже если они не хотят?
- Они хотят.
- А ты спрашивала?
Ее плечи опустились. Кей-Ше внезапно поняла, что никогда не имела возможности поговорить об этом ни с кем из них.
- Кто из них когда-нибудь говорил, что хочет жить на Горре? Хотя бы раз? - безжалостно распрашивал Берк. - Кто из них телепат? Кто из них готов терпеть то же, что и ты, чтобы стать им? Чтобы постоянно повышать свой уровень?
- Оставь меня в покое, - закричала Кей-Ше, вскакивая с койки, одергивая больничную майку. Ее волосы разметались по плечам. - Оставь меня хотя бы на день. Я хочу...
Она в панике огляделась по сторонам, надеясь зацепиться хоть за что-то, и зацепилась за зеркало на туалетном столике. В нем отражалась растрепанная, исхудавшая и очень усталая девушка, на которой висели даже тянущиеся больничные штанишки, которые в начале недели пришлись впору.
- Я хочу отдохнуть от этого. Я хочу выйти отсюда, - пробормотала она, зажмуриваясь. Кей-Ше знала, что услышит: "Нет, дорогая, ты сама на это согласилась. У тебя важная миссия, ты участвуешь в серьезном проекте. Ты уже не можешь повернуть обратно. Ты не имеешь права сдаваться".
Ей всегда это говорили на Октиании, и Берк имел право повторить ей то же самое. У них договор: он прикрывает ее перед властями, имитирует помолвку как с землянкой, а она участвует в его проекте. Он имел право ответить ей это - но сказал внезапно совсем другое:
- Хорошо. Я выйду, переодевайся. Пойдем, погуляем.
- Ты... серьезно? - удивленно прошептала она, оборачиваясь, но он уже вышел и негромко прикрыл за собой дверь.