Скертис с легкостью воспользовался ее податливостью и готовностью дать все, что он хотел. В ту ночь в ее комнате он научил ее многому, о чем Кей-Ше в свои восемнадцать не имела ни малейшего понятия. По сути единственным, что он не сделал с ней в эту и следующие пять ночей, которые они также провели вместе - это нарушение ее невинности с чисто формальной, общепринятой точки зрения.
Впоследствии она не раз думала, что чисто физически он не сделал ей ничего плохого - ей было приятно то, чем они занимались. И непонятно даже, как так вышло, что эти приятные вещи впоследствии вылились в такую сильную боль, когда Кей-Ше поняла, что Скертис не только не собирается воспринимать ее всерьез, но даже не способен проявить сочувствие.
Он пресытился ею через неделю и, словно открыв для себя возможность таких игр с октианками, сразу же завел роман с другой студенткой - более взрослой, и, возможно,
более подходящей не только для постельных игр. А на следующем занятии с Кей-Ше небрежно предложил заблокировать все "ненужные" эмоции, чтобы она "не страдала зря".
Для нее, влюбленной в него больше года, это стало таким шоком, что она едва не потеряла сознание. Кей-Ше от боли и ярости приняла решение, которое сочла единственно верным: прекратить занятия со Скертисом и уехать домой. Она была разбита и сломлена. Она понимала, что подведет и себя, и семью, но также понимала, что не сможет дальше учиться как ни в чем не бывало. И еще она поняла, что больше не хочет на Горру. Не хочет иметь ничего общего с горианцами.
Чего она не знала - так это того, что правительство возлагает на нее и других перспективных телепатов из центра слишком много надежд. И как только она написала прошение об исключении ее из центра, у Скертиса возникли серьезные проблемы. Тем же вечером он постучал в дверь ее комнаты, и как только Кей-Ше открыла - увел ее, чтобы силой сделать то, на что не получил разрешения: убрать "ненужные" эмоции вместе с памятью о них.
***
Кей-Ше так долго было плохо, что Берк дважды вкалывал ей какой-то препарат, а потом посмотрел в глаза, увел - и разом заложило уши. Тошнота мгновенно прошла, и в уводе они оказались в странном месте, где было слишком светло, чтобы различить что-либо, включая собственные руки - как в густом тумане. Он был рядом, но она могла только чувствовать Берка, не видя его.
- Сейчас пройдет, - сказал он, сказал он таким тоном, словно принимал участие в конкурсе на самый ровный тон в галактике.
- Не то, что ты ожидал, верно? - скрипучим голосом проговорила она. Ее связки все еще не пришли в норму.
- Да. Твои соотечественники тебе ничего не блокировали. Кто бы мог подумать. Заблокировал один горианец с поехавшей крышей.
- Полегче с любовью всей моей жизни, - саркастично хмыкнула Кей-Ше. Берк негромко хмыкнул из туманного облака:
- Неужели ты начала прозревать?
- Да уж, - тихо сказала она, на всякий случай пряча взгляд. Странно, но Кей-Ше даже не испытывала стыда. Просто горечь от того, что Берк был прав. Он была непроходимой дурой. Ее было очень легко обвести вокруг пальца. И это до сих пор так.
- Поздравляю, - таким же тихим голосом ответил ей голос Берка из тумана.
- Это с чем же?
- Твой уровень только что вырос. Ты выше среднего. И стыда больше нет, верно?
- Пока нет, - подтвердила Кей-Ше, немного поисследовав собственные эмоции.
- Хорошо. Тебе надо поспать.
- Берк, ты презираешь меня? - выдохнула она, и повернула голову, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь белую пелену, но безуспешно.
- Нет.
Он ответил так невозмутимо, не пытаясь ей что-либо объяснять, что Кей-Ше ощутила гнев. Почему он не мог успокоить ее, как нормальный человек? Почему он не был способен на сочувствие?
- Потому что ты ведешь себя не искренне. Перестань давить на жалость и попробуй снова, - внезапно сказал он, и она ощутила легкое прикосновение к локтю – словно он по- дружески легонько пихнул ее. Кей-Ше улыбнулась дрожащими губами, глубоко вздохнула, широко открыла глаза, на которых закипали слезы:
- Я презираю себя. Пожалуйста... ты не мог бы меня обнять?
- Так лучше, - шепнул Берк в ее затылок, и сразу же заключил ее в теплые объятия, дополнительно завернув в свои крылья. Они ощущались немного по-другому в белом
тумане – даже теплее и ближе, чем когда он целовал ее. - Тебе незачем себя презирать. Сейчас ты можешь гордиться собой.